МСТИСЛАВ МСТИСЛАВИЧ УДАЛОЙ (г. р. неизв. - ум. 1228)Князь торопецкий (1206). Сын Мстислава Храброго. Известен своей военной доблестью. Боролся против нападений на русские земли кочевников (половцев и монголо-татар), немецких рыцарей, польских и венгерских войск. В 1193 г., 1203 г.

V. РАЗВИТИЕ ОБЛАСТНОЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ. ДЯДЯ И ПЛЕМЯННИК

(окончание)

Игорь Ольгович в Киеве. – Его поражение и плен. – Изяслав II. – Его союз с Давидовичами и опустошение Северской области. – Московское свидание Святослава Ольговича с Юрием Долгоруким. – Измена Давидовичей и убиение Игоря. – Изяслав II в Новгороде. – Юрий в Киеве. – Угорская помощь и торжество Изяслава. – Его дядя Вячеслав. – Победа на Руте. – Вероломство и смерть Владимирка. – Его преемник. – Митрополит Климент Смолятич. – Юрий на Киевском столе.

Игорь Ольгович созвал киевлян в Верхнем городе на двор Ярослава и вновь заставил их поцеловать себе крест. Но двукратная присяга оказалась ненадежным средством там, где ее не подкрепляло народное расположение. Вслед затем граждане сели на коней и собрались в Нижнем городе, т.е. на Подоле, возле так наз. Туровой божницы, и послали звать Игоря к себе на вече. Тот выехал с своей дружиной; но остановился в некотором отдалении от народа и послал брата Святослава спросить киевлян, чего они хотят. Граждане начали приносить жалобы на тиунов покойного Всеволода Ольговича, на Ратшу и Тудора: "Первый, – говорили они, – разорил своими неправдами Киев, а второй – Вышгород". Вероятно, в этом вече участвовали и граждане соседнего Вышгорода. По требованию народного собрания Святослав сошел с коня и за своего старшего брата поцеловал крест на том, что великий князь будет наблюдать правду и не даст народ в обиду тиунам. Киевляне спешились и вновь присягнули не мыслить никакого зла против Игоря и Святослава. Последний воротился в сопровождении лучших людей; великий князь также сошел с коня и также поцеловал крест на исполнении обещанного. Но лучшим людям, очевидно, не удалось примирить народ с новым князем. Едва братья воротились в терем и сели обедать, как получили известие, что киевская чернь прямо с веча бросилась грабить двор Ратши, а также дворы княжих мечников. Игорь послал брата с дружиною, и тот едва укротил грабителей. Ясно, что перемены в наследовании Киевского стола и борьба из-за него княжих родов принесли свой плод. Уважение к достоинству великого князя стало падать; граждане киевские, подобно новгородцам, сделались своевольнее и привыкают менять своих князей, смотря по расположению или по другим обстоятельствам. Ольговичей они вообще не любили. Эта нелюбовь усилилась во время Всеволода, который допускал неправды и притеснения от тиунов. Однако он удержался в Киеве до конца своей жизни благодаря личной энергии и несогласиям Мономаховичей. Игорь еще менее полюбился киевлянам, а в дарованиях он, очевидно, уступал своему старшему брату.

Граждане, преданные семье Мономаховой, завели сношения с Изяславом Мстиславичем, который находился по соседству, в южном Переяславле, и звали его на Киевский стол. В этих тайных переговорах участвовали и некоторые старые бояре киевские, между прочим, Иван Войтишич и сам тысяцкий Улеб. Изяслав, в крещении Пантелеймон, приняв благословение от переяславского епископа Евфимия в церкви Св. Михаила, выступил с дружиной из Переяславля и у Заруба перешел Днепр. Здесь соединились с ним обитатели Поросья, или так наз. Черные Клобуки. То были некоторые остатки Печенегов и Торков, поселенные старыми князьями по р. Роси с обязанностию оберегать киевские пределы от степных варваров. Черными Клобуками они прозваны, конечно, по своим высоким бараньим шапкам; иначе называли их берендеи, или берендичи.

Получив известие о приближении неприятеля, Игорь приготовился к обороне; с ним соединились брат его Святослав Ольгович и племянник Святослав Всеволодович. Они стали с своими дружинами табором (лагерем) вне города; киевская рать расположилась особо, на урочище, называвшемся Ольгова могила. Едва показались полки Изяслава, как киевляне перешли на его сторону; то же сделали Улеб и Иван Войтишич с своими отроками. Ольговичи, однако, не потеряли бодрости и смело вступили в битву. Но их дружины попали в неудобное место, пересеченное оврагами и болотами; Черные Клобуки заехали им в тыл, а Изяслав ударил в бок. Ольговичи побежали. Но только одному Святославу удалось перебраться за Днепр и уйти в свой Новгород-Северский удел; племянник его Всеволодич укрылся в киевском монастыре св. Ирины; а великий князь Игорь во время бегства завяз в болоте. Будучи болен ногами, он не мог бежать далее; его взяли в плен и отослали в Переяславль, где засадили в монастырский поруб. Между тем киевляне вместе с победителями принялись грабить имение и скот разбогатевших дружинников Всеволода и Игоря, как в самом Киеве, так и в селах; грабили не только дома, но разыскивали их имущество и по монастырям, куда зажиточные люди отдавали на хранение свои сокровища. Этим грабежом киевляне мстили дружинникам за понесенные от них притеснения и вымогательства. Подобное возмездие было в нравах того времени; но нельзя в этом случае не видеть также и проявления необузданного народного своеволия, при явном ослаблении великокняжеского достоинства. Соперничество князей из-за Киевского стола неизбежно заставляло их делать разные поблажки страстям и порывам толпы, чтобы упрочить за собою народное расположение.

Так началось недолговременное, но обильное событиями княжение Изяслава Мстиславича в Киеве.

Княжение Изяслава II Пантелеймона продолжалось около восьми лет (1146–1154). Все это время наполнено почти непрерывною борьбою с Ольговичами и родным дядей Юрием Суздальским. Последний объявил притязания на Киевский стол по праву своего родового старшинства над племянником. Но Изяслав не признавал этого права: старшие племянники уже начали соперничать с младшими дядями. Почти все русские области и все ветви княжеского дома принимали участие в этой борьбе, одни на стороне племянника, другие на стороне дяди и Ольговичей. Не одни русские области, соседние народы, именно Половцы, угры и поляки, также принимали в ней деятельное участие. С обеих сторон совершено много подвигов, обнаружено много таланта, энергии и ловкости. Два раза Изяслав II был изгоняем своим дядею из Киева и принужден уступить ему великое княжение, и два раза возвращался в Киев; так что умер великим князем. Некоторые удельные князья нередко меняли свои союзы, и мы встречаем их то в лагере дяди, то в лагере племянника. При этом каждый из областных князей, конечно, преследовал свои личные виды или руководствовался обязанностями кровного родства. Но в общем движении истории рядом с развивавшимся стремлением областей к самостоятельной политической жизни мы видим, как вырабатывалось нечто подобное политическому равновесию между областными княжествами, тому равновесию, которое было необходимым условием их самостоятельности.

Невозможно в сжатом очерке проследить все любопытные подробности знаменитой борьбы племянника с дядею. Остановим внимание только на главнейших событиях и на личностях, наиболее выдающихся.

Важное значение в этой борьбе имели двое Давидовичей, Изяслав и Владимир, владевшие черниговскими городами. Иногда они являются союзниками Изяслава II против своего двоюродного брата Святослава Ольговича; а иногда действуют против великого князя заодно с Ольговичами. Святослав пригласил их общими силами добиваться освобождения Игоря. Но те, без сомнения, опасались, что Игорь, получив свободу, потребует от них Черниговского стола; тогда как они желали отнять у Святослава и самый Новгород-Северский. Поэтому Давидовичи вначале соединились с великим князем Изяславом II. Но и Святослав Ольгович нашел себе союзников. Во-первых, он обратился за помощью к своим половецким сватам. Известно, что первою его супругою была дочь хана Аепы; хотя этот хан уже умер, однако два его брата, Тюнрак и Камоса, по первому требованию Северского князя явились к нему с тремястами всадников. С ним соединились и несколько младших князей, обделенных своими старшими родичами. Между прочим, упомянутый выше племянник Владимирка Галицкого Иван, прозванный Берладником, вступил в его службу с отрядом южно-русской вольницы; прозвание свое он получил от одного заднестровского города Берлада, который служил притоном болгарским и русским беглецам и повольникам. Но главного союзника Святослав нашел в самой семье Мономаховичей, в лице сильного суздальского князя Юрия Владимировича Долгорукого. Святослав послал звать его на великое княжение, захваченное племянником помимо дяди; он ставил условием только освобождение Игоря Ольговича, а с своей стороны обещал Юрию помогать в достижении Киевского стола. Юрий действительно заключил союз с Северским князем и выступил к нему на помощь. Но Изяслав Мстиславич на этот раз сумел отвлечь его от Южной Руси. Он послал гонца в Рязань к своему приятелю Ростиславу Ярославичу с просьбой напасть на Суздальскую землю. Рязанский князь исполнил его просьбу, и Юрий от Козельска повернул назад, отпустив к Святославу только небольшой отряд с сыном своим Иваном.

Между тем Давидовичи уже воевали Северскую область и осадили Новгород; но все их приступы были отбиты. С досады они принялись грабить и жечь те села, где находились скот, запасы хлеба, меду и другого имущества Ольговичей. На реке Рахне, недалеко от Новгорода, они захватили княжие табуны в 1000 коней и 3000 кобыл; а хлеб и дома пожгли. В каком-то сельце Игорь устроил себе "добрый двор", где было наготовлено много вина и меду в погребах, а в кладовых всякой утвари, железной и медной. Давидовичи велели покласть на воза сколько можно было увезти; а остальное сожгли вместе с двором; причем сгорели ближние церковь св. Георгия и гумно, на котором стояло 900 стогов. Они осадили Путивль, но не могли его взять, пока не пришел на помощь сам Изяслав. Тогда граждане Путивля выслали с поклоном к великому князю и сдались ему, но с клятвенным уговором, что он не отдаст жителей в полон ратным людям. Изяслав исполнил клятву и взял только двор Святославов со всем его добром. В княжих погребах здесь нашли 500 берковцев меду и 80 корчаг вина; забрали 700 человек княжей челяди, и все это победители разделили между собою. Не пощадили и самый храм Вознесения, откуда взяли серебряные сосуды, кадильницы, шитые золотом покровы, Евангелие в кованом переплете и другие богослужебные книги, а также сняли и колокола. Эти известия летописи о добыче, захваченной у Ольговичей, бросают любопытный свет на их хозяйственный быт, на их домовитость, равно и на зажиточность самых областей.

Узнав, что Путивль взят и великий князь идет на Новгород Северский, Святослав Ольгович начал советоваться с своими союзниками, т.е. с Иваном Юрьевичем Суздальским, Иваном Берладником и половецкими ханами. На совете решено не ждать Изяслава в Новгороде, а спасаться далее на север в лесную сторону Брянскую и Карачевскую, и там ожидать помощи от Юрия. Изяславу Давидовичу сильно не хотелось упустить из рук двоюродного брата; он отпросился у великого князя, взял у него часть киевской дружины с воеводою Шварном и налегке, без обоза, с 3000 конницы поскакал к Карачеву. Услыхав приближающуюся погоню, Святослав и его союзники вдруг обернулись, ударили на Изяслава Давидовича и разбили его; так что он со стыдом прибежал к великому князю. Последний, раздосадованный этой неудачей, сам поспешил к Карачеву. Но Святослав Ольгович ушел отсюда далее в землю вятичей. Великий князь не решился преследовать его по глухим, лесным дебрям и воротился в Киев, предоставив Северскую область в распоряжение Давидовичей. Но едва он оставил восточную сторону Днепра, как здесь обстоятельства начали изменяться в пользу гонимого им Северского князя. Одним из виновников этой перемены был Святослав Всеволодович, родной племянник Ольговичей. Взятый в плен при свержении Игоря, этот молодой князь был обласкан и наделен волостями от Изяслава II, которому он тоже приходился племянником, но только по матери. Будучи оставлен вместе с Давидовичами для продолжения войны, он отдался родственному влечению и тайно извещал дядю о движениях его неприятелей. В то же время от Юрия приспела к Святославу на помощь белозерская дружина в 1000 человек, хорошо вооруженных. Дела его поправились.

Юрий, покончив с Рязанским князем, в следующем 1147 году повоевал новгородские волости по р. Мсте, так как новгородцы держали сторону Изяслава. А Святослав Ольгович, по желанию Суздальского князя разорил часть Смоленской земли, именно берега Протвы, где жила Голядь и откуда северская дружина вывела большой полон. Затем по приглашению Юрия Святослав отправился на свиданье с ним в Москву. Впереди себя он послал сына Олега, который привез Суздальскому князю в подарок красивого пардуса, или барса (вероятно, не живого, а только шкуру этого зверя). Свидание князей сопровождалось веселыми пирами; причем гость и его дружинники были щедро оделены подарками от тароватого хозяина. Свидание Юрия Долгорукого с Святославом Ольговичем в марте 1147 года замечательно в особенности тем, что по этому поводу летопись впервые упоминает имя Москвы, столь знаменитой впоследствии, а тогда еще незначительного города, расположенного посреди глухих лесов на берегу реки Москвы, на пограничье Суздальских владений с Черниговскими и Рязанскими. Укрепив союз с Долгоруким, Святослав из Москвы воротился в землю вятичей. Летопись прибавляет любопытную черту: на этом походе у него умер престарелый боярин Петр Ильич, который служил еще отцу его Олегу; от старости он уже не мог сесть на коня, потому что имел девяносто лет от роду.

Памятник Юрию Долгорукому, основателю города, в Москве

На помощь Святославу Ольговичу приспели, с одной стороны, новые толпы половцев, с другой – суздальский отряд, предводимый сыном Юрия Глебом. Пришла и вольная южнорусская дружина, известная под именем Бродников, которые при этом впервые упоминаются в летописи. Без сомнения, то были предшественники знаменитых впоследствии дружин казацких. Святослав начал отбирать у Давидовичей землю Вятскую и выгнал их посадников из Брянска, Мценска и других городов. Тогда Давидовичи вступили в переговоры с двоюродным братом при посредстве его племянника Святослава Всеволодовича. Вследствие этих переговоров они отступились от великого князя и заключили против него союз с Ольговичами. Но союз свой держали пока втайне. Предположено было заманить Изяслава на восточную сторону Днепра и схватить его, а потом освободить Игоря Ольговича. Последний теперь не был опасен Давидовичам своими правами на Чернигов как князь, уже отрекшийся от мира. Надобно заметить, что незадолго до того времени Игорь, заключенный в монастырский поруб в Переяславле, опасно занемог и просил великого князя о пострижении. Изяслав сжалился над ним и велел исполнить его просьбу. Разобрали верх Игоревой тюрьмы и вынесли его оттуда едва живого; но спустя несколько дней ему сделалось легче. Игоря отвезли в Киев и поместили в Федоровой монастыре, где он постригся и принял схиму.

Согласно с своим замыслом, Давидовичи послали к великому князю снова звать его к себе на помощь. Изяслав собрал бояр, дружину, киевских мужей и объявил им о своем намерении вместе с братом Ростиславом Смоленским и с Черниговскими князьями идти на Святослава Ольговича и на дядю своего Юрия в самую Суздальскую землю. Киевляне отговаривали великого князя и советовали ему не доверяться Черниговским князьям. Но Изяслав настаивал, ссылаясь на их крестное целование. Тогда киевляне дали знаменательный ответ: "Князь, ты на нас не гневайся; на племя Володимира не можем поднять руки, а на Ольговичей пойдем хотя и с детьми". Изяслав, однако, остался при своем намерении и выступил с дружиною и киевскими охотниками; а остальных не принуждал. Переправясь за Днепр, он послал боярина Улеба в Чернигов известить о своем походе. Но здесь боярин узнал, что Черниговские князья уже изменили великому князю и хотят его схватить. Улеб поспешно воротился к нему с этим известием. Желая уличить изменников, Изяслав опять шлет к Давидовичам посла с просьбою, чтобы они перед началом общего похода снова поцеловали крест в своем верном и неизменном союзе с великим князем. Давидовичи отказались, говоря, что они уже целовали крест. Тогда киевский посол, заранее наученный, как ему действовать, изложил перед ними все, что было донесено великому князю об их измене, и спросил: правда ли это? Давидовичи были смущены и молча переглядывались друг с другом; потом сказали послу: "Выйди вон и посиди; мы тебя позовем опять". Долго думали они; наконец позвали посла и велели сказать великому князю, что действительно поцеловали крест Святославу Ольговичу, потому что им жаль своего брата, лишенного свободы. Они поручили просить Изяслава об освобождений Игоря, уже чернеца и схимника, и обещали за то остаться верными великому князю.

В ответ на признание Давидовичей Изяслав возвратил им крестные, или договорные, грамоты, с упреком в их неблагодарности: тогда как он собственными трудами добыл для них Новгород-Северский, Путивль и другие волости Ольговичей. В то же время отправил гонцов к брату своему Ростиславу в Смоленск, чтобы известить его об измене Черниговских князей и звать к себе на помощь. Послал и в Киев с тем же известием. На время своего отсутствия он поручил блюсти стольный город младшему своему брату Владимиру, митрополиту Клименту и тысяцкому Лазарю. По желанию великого князя власти созвали киевлян на вече у собора св. Софии, и здесь великокняжеский посол во всеуслышание поведал об измене Черниговских князей и об опасности, которой подвергался Изяслав Мстиславич; а в заключение напомнил народу его слова, что на Ольговичей он пойдет хотя и с детьми. "Доспевайте, – прибавил посол: – У кого есть конь, на коне, у кого нет, в ладье; изменники хотели не только убить великого князя, но и вас всех искоренить". Это торжественное обращение к народу, такому впечатлительному, как киевляне, обращение, долженствовавшее возбудить его усердие, оказалось политическою ошибкою, излишнею заботою Изяслава о своем самосохранении.

Выслушав посла, народ заволновался и начал кричать, что он радуется избавлению великого князя от погибели, приготовленной изменниками, и что готов идти на них и с детьми. Но вдруг какой-то человек возвысил голос и сказал приблизительно следующее:

"Мы рады идти за нашего князя; но подумаем прежде, как бы в наше отсутствие не вышло того же, что случилось при Изяславе Ярославе, когда недобрые люди высекли Всеслава из поруба и посадили его на княжий стол. А Игорь, враг нашего князя, даже не в порубе сидит, но у св. Феодора. Прежде убьем его, а потом и пойдем на Черниговских".

Речь эта была искрою, брошенною в порох. Народ завопил, что действительно так надобно сделать. Тщетно Владимир Мстиславич пытался уговаривать его именем своего старшего брата и напоминал, что Игорь находится под крепкою стражей.

"Нет, – вопили киевляне, – мы знаем, что ни нам, ни вам добром не кончить с этим племенем!"

Тщетно митрополит, тысяцкий великого князя Лазарь и тысяцкий Владимира Рагуйло старались удержать толпу. Она с криками повалила с Софийской площади к Федоровскому монастырю, находившемуся неподалеку, в Старом городе. Владимир Мстиславич хотел упредить ее на коне; но по мосту не мог проехать за теснотою и поскакал в объезд по другим улицам. Это замедление погубило Игоря. Когда Владимир достиг монастыря, то в воротах он уже встретил толпу, влекущую князя-схимника; не только иноческая мантия, но и свита были сорваны с него. Молодой князь соскочил с коня и прикрыл несчастного собственным корзном. Когда они проходили мимо двора вдовствующей княгини, мачехи Изяслава II и матери Владимира, последний с помощью боярина Михаила выхватил Игоря из рук убийц, бросился на двор княгини и запер ворота. Михаил при этом подвергся побоям; с него сорвали золотой крест вместе с цепью. Рассвирепевшая толпа уже не помнила себя; она выломала ворота и начала бить Игоря; причем едва не убила и Владимира, пытавшегося его защитить. К ногам злополучного князя привязали веревку и притащили его чрез Бабин Торжок на княжий двор, где и докончили; затем положили труп на телегу, отвезли на Подол и бросили его на торговой площади. Это черное дело происходило в пятницу 19 сентября 1147 года. На упреки властей в убийстве народ отвечал: "Не мы убили его, а Ольгович, Давидовичи и Всеволодович, которые хотели изменою погубить нашего князя". По приказу митрополита федоровский игумен Анания взял тело князя и предал его погребению в Симеоновском монастыре, которому благодетельствовали отец и дед Игоря.

Тяжела была Изяславу весть о совершенном злодеянии. Он со слезами жаловался дружине своей, что не уйти ему теперь от людской клеветы, которая припишет убийство его собственному наущению. Дружина старалась по возможности утешить князя. Но он уже не стал ждать к себе киевскую рать, а воротился печальный в столицу. Впрочем, потакая киевлянам, он не решился наказать зачинщиков своевольной расправы и оставил дело без последствий. Война с черниговскими и северскими князьями продолжалась и после того. Великий князь вместе с братом Ростиславом и дядею Вячеславом повоевал волости Ольговичей и Давидовичей и взял несколько городов. Противники его, видя разорение своих волостей и тщетно ожидая к себе в помощь Юрия Суздальского, наконец смирились и просили прекратить войну. Изяслав послал в Чернигов своих бояр с белогородским епископом Феодором и печерским игуменом Феодосием, которые и привели ко кресту Давидовичей и Ольговичей в черниговском соборном храме Спасителя. Они присягнули на том, что отложат всякую вражду за Игоря и будут сообща с великим князем блюсти Русскую землю.

Управясь с соседними князьями, Изяслав предпринял давно задуманный далекий поход на их союзника, своего дядю Юрия Суздальского. Походы на север совершались обыкновенно зимним временем, когда реки и болота покрывались толстым слоем льда и не представляли никаких препятствий для движения. Зимою 1148 года Изяслав с дружиною приехал сначала в Смоленск к брату Ростиславу. Братья несколько времени провели в пирах и веселии, меняясь дарами и взаимно оделяя дружинников. Летопись по этому поводу приводит следующую черту, подтверждающую, что Смоленский край, или верхнее Поднепровье, по своей торговле и промышленности тянул более к Северной Руси, чем к Южной. Изяслав, говорит она, дарил Ростислава произведениями Русских и Царских земель (Южной Руси и Греции), а Ростислав дарил Изяслава тем, что шло от Верхних земель (из Новгорода) и от варяг. Великий князь поручил брату вести полки киевские и смоленские прямо на Волгу, назначив местом соединения с ним устье Медведицы, куда обещали прийти и князья Черниговские. А сам Изяслав с небольшою дружиною отправился в Новгород Великий, чтобы поднять его против Юрия. Новгородским князем в то время был младший сын его (Ярослав). Изяслав Мстиславич, очевидно, пользовался расположением новгородцев. Уже за три дня до города начали встречать его граждане с поклонами и поздравлениями. При въезде в самый Новгород его встретил сын с боярами. Был воскресный день. Изяслав отстоял обедню в св. Софии; а потом подвойские и биричи по всем улицам сзывали народ на обед к великому князю. Угощение было обильное; народ разошелся довольный и веселый. На следующее утро Изяслав приказал звонить в вечевой колокол, и граждане собрались на дворе Ярослава. Тут великий князь обратился к собранию с речью. Он говорил, что по жалобе самих новгородцев пришел мстить за обиды, понесенные от его дяди Юрия; но что пусть граждане рассудят, идти ли на него войною или кончить дело миром. Народ отвечал в один голос:

"Ты наш князь, ты наш Владимир, ты наш Мстислав! Рады идти с тобою за свои обиды!"

Некоторые так расходились в своем воинственном одушевлении, что принялись кричать:

"Все пойдем! Только одни поставленные (священнослужители) останутся; а кому хотя и гуменцо уже острижено, но еще не поставлен, и тот пусть идет".

Новгородская земля выставила многочисленную рать. В ней участвовали не только псковичи и жители других пригородов, но также инородцы, например Корела. Однако поход, затеянный в обширных размерах, не привел ни к чему решительному. На устье Медведицы Изяслав действительно соединился с братом Ростиславом. Но Давидовичи и Ольго-вичи не пришли, они с своею ратью остановились в земле вятичей и там ждали, чем кончится дело. Юрий с своей стороны не только не отвечал на посольство племянника, отправленное к нему еще из Смоленска, но и самого посла задержал у себя. Братья Мстиславичи двинулись вниз по Волге, разоряя суздальские волости по обе стороны реки. Дошли до Мологи и отсюда пустили вперед легкие дружины, которые повоевали до Ярославля. Но далее идти было поздно: настала Вербная неделя, и сделалось так тепло, что лед на Волге и Мологе покрылся водою, которая доходила коням до чрева. Опасаясь разлития рек, ополчение поспешило вернуться по домам. Для скудно населенной Суздальской земли, однако, это нашествие стоило дорого: князья вывели из нее до 7000 пленников.

В следующем 1149 году Юрий наконец решился сам выступить против своего племянника. Но его подвинули на это решение не столько разорение собственных земель, сколько обида, нанесенная сыну Ростиславу. Последний приехал на юг к Изяславу, жалуясь на отца, который обделил его волостями. Великий князь принял его ласково и поручил ему несколько городов; но после своего похода на север он дал веру разным наветам, обвинявшим Ростислава в коварных замыслах, и отослал его обратно к отцу. Юрий сильно рассердился на такую обиду, говоря: "Ужели ни мне, ни детям моим нет части в Русской земле?" Когда он явился в Черниговских пределах, к нему прислали Ольговичи, т.е. оба Святослава, дядя с племянником, которые забыли недавнюю присягу великому князю. Но Давидовичи на этот раз не хотели изменить крестному целованию; они отказались соединиться с Юрием и остались в союзе с Изяславом. Зато к Юрию пришли на помощь многочисленные толпы половцев: он, подобно Святославу Ольговичу, был женат на половчанке и имел дружественные связи с степными ханами. Мономаховичи, дядя и племянник, встретились под Переяславлем, и эта первая встреча была неудачна для племянника: киевская и переяславская рать неохотно сражались против Мономахова сына. Разбитый дядею в сражении 23 августа Изяслав сам-третей прискакал в Киев. Вместе с братом Ростиславом он спрашивал киевлян: могут ли они еще биться за него?

Киевское вече дало такой ответ:

"Господа, князья наши! Не погубите нас до конца; отцы наши, братья и сыновья, одни избиты в сражении, другие взяты; а теперь неприятели придут и нас заберут в полон. Поезжайте лучше в свои волости. Вы знаете, что нам с Юрием не ужиться; после, когда увидим стяги ваши, то встанем за вас".

Князья принуждены были последовать этому совету: Ростислав воротился в Смоленск, а Изяслав удалился в свой собственный удел, Владимир Волынский. Юрий вступил в Киев и с торжеством сел на великокняжеском столе. С ним была часть его многочисленных сыновей, которых он и не замедлил рассадить по киевским городам: старшего Ростислава в Переяславле, следующего за ним Андрея в Вышгороде, Бориса в Белгороде, Глеба в Каневе.

Изяслав, однако, не думал уступить Юрию и обратился с просьбою о помощи к своему родственнику, королю угорскому Гейзе II, женатому на его сестре Евфросинии (сестре по отцу, но не по матери), кроме того к своякам, королю чешскому Владиславу II и польскому Болеславу Кудрявому. Гейза, хотя и сам занят был войною с греками, прислал десятитысячную вспомогательную рать; а короли Польский и Чешский пришли сами. Изяслав щедро угощал и дарил союзников. Любопытно при этом известие летописи, что в лагере под Лучком Болеслав Кудрявый опоясал мечом многих сыновей русских бояр; следовательно, подражая западным обычаям, совершил нечто вроде посвящения в рыцари. Между тем и Юрий нашел себе сильного союзника в лице Владимирка Галицкого, который имел виды на соседние волынские города и не желал допускать соединения в одних руках княжеств Киевского и Волынского. Услыхав о движении Владимира, иноземные союзники Изяслава воротились домой, и он должен был с одними собственными силами продолжать борьбу.

Суздальское войско осадило Волынский город Луцк, защищаемый Владимиром, младшим братом Изяслава. Здесь впервые отличился своею отвагою и ратными подвигами Андрей, второй сын Суздальского князя, знаменитый впоследствии Боголюбский. Когда дружины Юрия под начальством его сыновей подступали к городу, из ворот вышел отряд пехоты, в числе которой находились и наемные немцы. Этот отряд начал перестреливаться с суздальцами. Андрей, не дожидаясь братьев, с одной своей дружиной ударил на пехоту и заставил ее повернуть назад. Увлекшись преследованием, он отделился от своих и только с двумя отроками очутился посреди неприятелей. Его копье сломалось, конь был прободен в двух местах; а с городской стены дождем посыпались камни; один из отроков погиб. Какой-то немец уже занес рогатину на князя; но тот успел мечом отразить удар. Тяжело раненный конь едва успел вынести всадника из битвы, как тотчас пал. Отец, дядя, Вячеслав, братья и вся дружина радовались, увидя Андрея счастливо избегшим опасности, и славили его мужество. Верного коня своего Андрей велел торжественно похоронить на берегу Стыри. Луцк, отрезанный неприятелями от реки, с трудом выдерживал осаду. Тогда Изяслав попросил мира, который и получил при посредничестве того же Андрея Юрьевича. Но спустя несколько месяцев киевляне, узнав ближе характер Суздальского князя, уже тайком звали Изяслава к себе на стол. Последний, несмотря на недавнюю присягу, внезапно явился под Киевом, и Юрий, захваченный врасплох, бежал за Днепр в свой Остерский Городец, стоявший при впадении Остера в Десну.

На этот раз недолго Изяслав сидел на великом столе. В том же 1150 году он должен был опять уйти из Киева, когда с одной стороны обступали его Юрий с Ольговичами и Давидовичами, а с другой подходил Владимирке Летопись говорит, что Суздальский и Черниговские князья съехались с Галицким под стенами Киева на речке Сетомли, на болоньи, и поздоровались, не слезая с коней. Владимирко воспользовался случаем поклониться киевским святыням. Прежде всего он отправился в Вышгород помолиться у гробов князей мучеников; оттуда поехал к св. Софии Киевской и к Богородице Десятинной; а затем остановился в печерском монастыре, где принял честь и угощение от своего союзника и свата. Они только что породнились между собою незадолго перед тем: Юрий выдалдочь свою Ольгу за Владимиркова сына Ярослава. На обратном походе Галицкий князь завоевал несколько волынских городов; часть этих городов Юрий отдал сыну Андрею, и последний утвердил свое пребывание в Пересопнице.

Юрий в свою очередь недолго усидел на великокняжеском столе. Изяслав снова получил от угорского короля десятитысячное вспомогательное войско и поспешил к Киеву. Владимирко Галицкий, соединясь с Андреем Юрьевичем, думал заслонить путь Изяславу. Последний обманул его воинскою хитростью: когда оба войска расположились на ночь неподалеку друг от друга, Изяслав велел зажечь большие костры; а сам в ту же ночь снялся с места и далеко ушел вперед. Перешедши реку Тетерев, он остановился для отдыха около местечка Здвиженья и здесь учинил совет с своими боярами и союзниками. Затруднение состояло в том, что прямой путь к Киеву заслонял крепкий Белгород, в котором сидел сын Юрия, Борис. Изяслав решил наперед отправить брата своего Владимира с "младшею дружиною", чтобы нечаянным нападением захватить и город, и Бориса, прежде нежели он успеет дать весть отцу. Если же это не удастся, Белгород задержит поход, и Юрий будет извещен вовремя, то предположено было повернуть в Поросье, там соединиться с Черными Клобуками и потом уже идти на Киев. Владимир с конницею подступил к Белгороду в ту пору, когда Борис беспечно пил у себя на сенях с своею дружиною и белгородским духовенством. Но "мытник", или таможенный пристав, успел переметать мост, ведущий в город через реку Ирпень. Борис, услыхав трубный звук и клики неприятелей, тотчас убежал к отцу. Белгородцы наскоро исправили мост и с честью приняли Владимира Мстиславича. Подоспел с главными силами Изяслав и, не теряя времени, поспешил к Киеву, оставив в Белгороде брата, чтобы задержать Галицкого князя на случай его прихода.

Юрий беспечно проживал на своем загородном "Красном дворе", когда сын прискакал к нему с известием о приближении Изяслава. Он имел время только сесть в насад и спастись за Днепр в свой Городец. Киевляне, окончательно не возлюбившие Юрия, встретили Изяслава с радостью. По обычаю первым делом великого князя было отправиться в Софийский собор. Отсюда он поехал на двор Ярославов, где устроил большое пиршество для граждан и для своих союзников угров. Народ веселился несколько дней. Между прочим, на Ярославовом дворе угры показывали киевлянам свое искусство в верховой езде и приводили их в удивление своею ловкостью (джигитовкой). Между тем Владимирко Галицкий, услыхав, что Юрий бежал, а Изяслав уже в Киеве, с досадою сказал спутнику своему Андрею Юрьевичу: "Каково ведет дела сват мой; на него идет рать из Владимира, а он ничего о том не ведает; один сын сидит в Пересопнице, а другой в Белгороде, и не умеют устеречь неприятеля! Нет, если вы так княжите с своим отцом, то управляйтесь сами с Изяславом; не могу же я теперь идти на него один". Затем Владимирко повернул назад в свой Галич. Но, чтобы не остаться без всякого вознаграждения, он дорогою вымогал со встречных городов окуп серебром, грозя в случае отказа брать их "на щит", т.е. на разграбление воинам. Чтобы удовлетворить его жадность, многие горожане и их жены снимали серебряные гривны с шеи и серьги из ушей, переплавляли их в слитки и отдавали князю.

Изяслав II сознавал, однако, что одни военные успехи не обеспечивали за ним Киева, потому что родовое право все-таки оставалось на стороне дяди. Чтобы отнять у него это право, он призвал в Киев другого дядю, Вячеслава, сидевшего на ту пору поблизости, в Вышгороде. Последний был старше Юрия Долгорукого и не раз пытался занять великокняжеский стол; но по своему миролюбию и добродушию обыкновенно уступал его более честолюбивым и энергичным соперникам. Теперь Изяслав признал Вячеслава великим князем Киевским; а Вячеслав усыновил его и оставил за ним действительную власть. Дядя поселился на "великом дворе" Ярославовом, в Верхнем городе; а племянник стал жить в другом дворце княжеском над холмом Угорском, т.е. на Берестове. Старший после Киева удел Переяславский был отдан, старшему сыну Изяслава, Мстиславу. Князья щедро одарили союзных угров дорогими сосудами, одеждами, греческими паволоками, конями и отпустили их домой.

Но борьба еще не кончилась.

Изяслав Мстиславич предлагает мир и дружбу дяде своему Вячеславу. Рисунок К. Лебедева, 1890

Юрий соединился с Ольговичами, призвал на помощь степных варзаров и стал на левой стороне Днепра против Киева. Сначала завязалось ратоборство на реке; с той и другой стороны выезжали воины на лодках и бились. Дело происходило летом 1151 года. Изяслав искусно устроил свои ладьи: гребцы были закрыты сверху дощатой палубой, на которой стояли стрелки в бронях и метали стрелы; а рулевых везде по двое: один на носу, другой на корме; так что ладья могла ходить вперед и назад, не поворачивая. Не имея возможности ни переправиться через реку под самым Киевом, ни спуститься по ней мимо города, Юрий велел перевести ладьи в ближнее озеро Долобское, отсюда перетащить их в речку Золотчу и по этой речке спустить в Днепр. Он имел намерение переправиться на Витичевском броду; но Изяслав следовал за ним по другому берегу и заграждал переправу. Тогда Юрий послал одного из сыновей с частью дружины и с Половцами еще далее, к Зарубскому броду, около устья р. Трубежа. Этот брод оберегал Изяславов воевода Шварн с небольшим отрядом. Половцы, подняв копья и щиты, на конях бросились в реку; а русские поплыли в ладьях. Киевская стража не стала защищать переправу и обратилась в бегство, "потому, – объясняет летопись, – что никого из князей не было; а боярина не все слушали". Вслед за сыном переправился и Юрий со всем ополчением. Изяслав Мстиславич с дядею Вячеславом, братом Ростиславом Смоленским и Изяславом Давидовичем Черниговским отступил к Киеву и расположил свои силы около города. Сами великие князья стали табором у Золотых ворот, Изяслав Давидович – между Золотыми и Жидовскими, Ростислав – перед Жидовскими, удельный князь городенский Борис – у Лядских ворот; далее разместилось киевское земское ополчение. Пришли и Черные Клобуки, т.е. Торки, коуи, берендеи и Печенеги с своими семьями и стадами. Эти полукочевые союзники, не уступавшие Половцам в хищности, начали грабить и жечь окрестные села и монастыри, так что Изяслав с трудом укротил их и разместил по частям между русскими дружинами; а главную их толпу поставил в дебрях около Олеговой могилы.

Вячеслав послал уговаривать суздальского князя, чтобы он не проливал христианской крови. "Я уже был брадат, когда ты родился, – велел он сказать брату, – хочешь ли опять лишить меня старшинства?" Юрий остался непреклонен. Но, потерпев неудачу в нескольких сшибках, он отступил и пошел на соединение с своим союзником, сильным Галицким князем, который снова спешил на помощь к свату. Изяслав его преследовал. К нему также шла подмога от его верного союзника Гейзы II. Сын его Мстислав Изяславович прислал сказать отцу, что ведет многочисленные полки угров, которые уже прошли Карпатские горы. Изяслав, однако, не стал их дожидаться, потому что Владимирко мог предупредить. Обе рати переправились за Стугну, прошли валы, ограждавшие Киевскую землю от кочевников, и очутились в "чистом поле". Здесь киевские князья догнали Юрия на берегах реки Рута, одного из левых притоков Роси.

Рано утром, едва занялась заря, ударили в бубны и затрубили в трубы: оба войска начали готовиться к битве. Видя невозможность переправиться за Руту со всем обозом при наступлении неприятеля, Юрий принужден был обернуться к нему лицом. Сын его Андрей, оставшийся старшим по смерти брата Ростислава, устроил отцовские полки и повел их в битву. Изяслав с своей стороны построил киевскую рать и во главе собственной дружины ударил на противников. Но вскоре он сломал свое копье, получил рану в руку и в стегно и замертво упал с коня. Победа, однако, осталась на его стороне. Половцы, смелые наездники в мелкой войне, не отличались стойкостью в правильной битве и первые бросились бежать. Во время бегства много Юрьевой дружины перетонуло в тинистой Руте. В числе павших находился и союзник Юрия Владимир Давидович, князь Черниговский, которого брат Изяслав Давидович в тот день сражался в рядах киевских. Между тем великий князь, пришедши в себя, поднялся с земли; некоторые пешие киевляне приняли его за неприятеля и хотели убить. "Я князь", – сказал он. "Тем лучше", – отвечал один из воинов и ударил мечом по княжескому шлему, на котором блистало золотое изображение св. Пантелеймона. "Я ваш князь", – сказал Изяслав и снял шлем. Обрадованные киевляне подняли его на руки и провозгласили кирие элейсон, т.е. "Господи помилуй!"

Юрий спасся бегством в Переяславль, а союзники его Ольговичи бежали в свои уделы. Любопытно при этом следующее обстоятельство. Так как черниговский князь Владимир Давидович пал на берегах Рута, то являлся вопрос: кому достанется старший стол в семье Святославичей: родному брату Изяславу Давидовичу или двоюродному Святославу Ольговичу? Права их на этот стол были почти равные, и он должен был достаться тому, кто первый его захватит. Изяслав Давидович начал было по обычаю плакаться над телом погибшего брата. Но великий князь заметил, что брата уже не воскресишь, а лучше спешить скорее в Чернигов, и дал ему в провожатые конную дружину с одним из своих племянников. Изяслав Давидович вместе с телом брата немедленно поскакал в Вышгород, куда и прибыл вечером того же дня. В ту же ночь они перевезлись через Днепр и на другой день были уже в Чернигове. Здесь Изяслав Давидович предал погребению тело покойного Черниговского князя и сел на его столе. Между тем Святослав Ольгович переправился за Днепр выше Заруба и добрался до Городца Остерского. Будучи весьма тучен, он сильно утомился и остался там отдохнуть; а наперед послал племянника своего Святослава Всеволодовича, чтобы занять Чернигов. Но племянник на перевозе через Десну узнал, что Чернигов уже захвачен Изяславом Давидовичем, и воротился назад. Тогда Святослав Ольгович поспешил в свой Новгород Северский.

Когда Владимирко Галицкий услыхал о поражении своего союзника, то повернул назад. Тут он встретился с уграми, которых вел к отцу Мстислав Изяславич. Владимирко подстерег их около Дорогобужа на одной стоянке, где Мстислав задал своим союзникам пир. Угры перепились и крепко заснули; а на рассвете напал на них Галицкий князь и истребил почти все войско; только Мстислав успел ускакать с собственной дружиною. Тогда Изяслав II и его союзники поспешили управиться с Юрием. Последний упорно защищался сначала в Переяславле, потом в Остерском Городце; но должен был уступить; заключил мир и удалился в свою северо-восточную область. После чего великий князь сжег и разрушил до основания его Городец вместе с храмом св. Михаила, чтобы лишить Юрия всякого пристанища в Южной Руси.

Оставалось наказать Владимирка за избиение угров. Изяслав и Гейза уговорились напасть на него общими силами. Союзники встретились на берегах Сана и дружески обнялись. Они вместе пошли на Галицкого князя, который стоял у Перемышля. Последний был разбит. На своем борзом коне он пронесся сквозь полки угров и Черных Клобуков и успел ускакать в город. Перемышль, остававшийся без защитников, легко мог быть завоеван; но его спасло то обстоятельство, что неприятели занялись грабежом княжеского загородного двора, в котором было накоплено всякое добро. Меж тем многие галицкие ратники имели время собраться в город. Осажденный здесь Владимирко сумел найтись и в этом трудном положении. Он притворился тяжело раненным, умирающим, и послал к королю с мольбою о мире. Он напомнил свои услуги, когда-то оказанные им отцу Гейзы, королю Беле Слепому в его войнах с поляками; говорил, что, готовясь к смерти, поручает Гейзе собственного сына, и просил не выдавать его недругу Изяславу. А последний убеждал короля не внимать трогательным речам коварного князя. Но Владимирко успел уже богатыми дарами подкупить угорского архиепископа и главных королевских советников, которые явились усердными за него ходатаями. После многих переговоров Гейза, наконец, согласился на мир и заставил Владимирка поцеловать крест на том, что он возвратит Киевскому князю захваченные у него волынские города и будет ему верным союзником.

Но лишь только миновала опасность, Владимирко переменил тон и отказался исполнить недавнее клятвенное условие. Изяслав прислал в Галич своего боярина Петра Бориславича с крестными, или договорными, грамотами, на основании которых посол потребовал возвращения волынских городов. Владимирко отвечал, что он жив не будет, а отомстит Изяславу, который привел на него Угорского короля. Боярин напомнил о крестном целовании. Князь посмеялся над легковерием своих врагов и отослал боярина ни с чем. Петр положил договорные грамоты и отправился в путь; не получив яи подводы, ни корма, он должен был ехать на своих конях. Когда боярин съезжал с княжего двора, Владимирко шел к вечерне в свою Спасскую церковь. Взойдя на переходы, которыми она была соединена с дворцом, он увидал Петра и со смехом сказал окружавшим: "Вот поехал русский муж, побравши все волости!" Затем князь взошел на полати, или хоры, откуда слушал церковную службу. Возвращаясь назад после вечерни, по уверению летописи, на том самом месте, на котором издевался над послом, он вдруг почувствовал себя дурно, как будто кто-то ударил его в плечо; приближенные едва успели подхватить его, чтобы он не упал. Князя принесли в горницу; положили в укроп, прикладывали разные снадобья; но ему становилось все хуже, и в ночь он скончался. Его приготовили к погребению и по обычаю подле гроба поставили княжье копье.

Киевский посол находился на первом ночлеге по дороге в Киев. Едва запели петухи, как прискакал княжий отрок из Галича с приказом не ехать далее и ждать другого гонца. Петр начал тужить, предвидя новые притеснения от Владимирка. Еще до обеда прискакал другой гонец с повелением от князя ехать назад в город. Когда он подъехал к дворцу, из сеней вышли к нему княжие слуги, все в черных плащах. Петр удивился этому; а когда он взошел на сени, то увидел молодого Владимиркова сына Ярослава сидящим на отцовском месте в черной мантии и клобуке; все его бояре также были в черных одеждах. Петра посадили на стул, и Ярослав со слезами на глазах начал говорить ему о внезапной смерти своего отца. А затем велел отвезти свой поклон великому князю Киевскому и сказал ему следующее: "Бог взял у меня отца, и будь мне вместо него. Ты сам ведался с моим отцом; но Бог уже совершил свой суд над ним; а меня поставил на его место. И полк его, и дружина теперь у меня; только одно копье стоит у его гроба; но и то в моей руке. Ныне, отче, кланяюсь тебе; имей меня так же, как сына твоего Мстислава. Пусть Мстислав ездит у твоего стремени с одной стороны, а я с другой". И затем отпустил Петра.

Однако и Ярослав (прозванный Осмомыслом), подобно отцу, не думал сдержать своего обещания и не воротил волынских городов. Поэтому Изяслав II в следующем 1153 году предпринял новый поход на Галицкую землю с подручными князьями и Черными Клобуками. У Теребовля встретил его Ярослав с своими полками. Галицкие бояре не пустили молодого князя в битву, а затворили его в городе на том основании, что он у них остался один, и потеря его была бы для них бедствием. Сражение произошло упорное и нерешительное. На одном крыле братья Изяслава обратили тыл перед галичанами; а на другом сам великий князь гнал перед собою неприятеля. К вечеру он стал на месте битвы с небольшою дружиною и велел поднять галицкие стяги. Обманутые этой хитростию галичане начали собираться под стяги; но тут были захвачены в плен. Пленников набралось более чем собственной дружины; великий князь велел перебить их, за исключением только лучших людей. Очевидно, вражда с галичанами дошла у него до ожесточения. Без всякого другого успеха он ушел назад в Киев. "Великий плач был по всей земле Галицкой", замечает летопись. Плакали, конечно, семейства, осиротевшие после избиения вероломно захваченных пленников. Такое вероломство и варварство против русских людей со стороны одного из наиболее любимых народом князей Киевских вызвало у летописца только это краткое замечание.

Спор с Галицким князем о волынских городах остался нерешенным вследствие наступившей вскоре кончины Изяслава II. Будучи вдов, он сосватал себе другую жену у одного из христианских владетелей Абхазии и осенью 1153 года послал сына своего Мстислава с дружиною и берендеями вниз па Днепру, чтобы проводить невесту сквозь половецкие степи. Мстислав дошел до города Олешья, т.е. до низовьев Днепра; но черкесская княжна не явилась. На следующий год Мстислав опять отправился ей навстречу; княжна прибыла морем в Днепр и поднялась до порогов; а отсюда русская дружина проводила ее до Киева. Великий князь сыграл свадьбу; но спустя несколько месяцев, в ноябре того же 1154 года он скончался, еще не достигши шестидесятилетнего возраста. Его похоронили в монастыре св. Феодора, т.е. подле отца. Летописец говорит, что "плакала по нем вся Русская земля и все Черные Клобуки". Изяслав II действительно заслужил любовь киевлян своею храбростью, приветливостью и щедростью. Он умел при случае и сказать красное слово народу, и угостить его на славу. Этот щедрый князь, не жалевший имения для друзей, пользовался особою привязанностью Черных Клобуков, или обитателей южной Киевской украйны, которые являются верными союзниками Изяслава почти во всех войнах с его соперниками.

Княжение свое в Киеве Изяслав ознаменовал и в другом случае: он сделал попытку поставить Русскую церковь в более независимые отношения к Византии. Первая попытка такого рода была при Ярославе. Но после Илариона наши митрополиты снова выбирались из греческого духовенства и поставлялись патриархом Константинопольским. В 1146 году митрополит киевский Михаил II самовольно удалился в Царьград и там в следующем году скончался. Тогда Изяслав II по примеру своего предка созвал в Киев епископов и поручил им поставить митрополита, указав для этого на инока и схимника Климента Смолятича, который, подобно Илариону, отличался книжною ученостью. Он подвизался в Зарубском монастыре, который находился на правой стороне Днепра (против устья Трубежа) и, подобно Киево-Печерскому, также отличался своими пещерами.

Но собор духовный на этот раз не был так единодушен, как во времена Ярослава: с одной стороны, власть Киевского князя при раздроблении России уже не имела прежней силы и величия, и областные епископы уже менее зависели от него; а с другой – поставление митрополита Цареградским патриархом успело приобрести силу твердого предания и сделалось почти нашим церковным правилом. Голоса на соборе разделились: меньшинство утверждало, что недостойно епископам ставить митрополита, так как это дело патриарха. Представителями Греческой партии были: смоленский епископ Мануил, родом грек, и новгородский епископ Нифонт. Главою же противной, т.е. Русской, партии явился Онуфрий, епископ Черниговский, который защищал соборное право ставить митрополита. Чтобы придать этому поставлению еще более силы, он предложил благословить нового митрополита главою св. Климента, папы Римского, которая была привезена Владимиром Великим из Корсуня и хранилась в Десятинной церкви Богородицы. Онуфрий ссылался на пример самих греков, которые будто бы ставят своих иерархов рукою св. Иоанна Предтечи. Предложение Онуфрия было принято, и Климент поставлен.

Но Мануил и Нифонт не соглашались признать его митрополитом, пока он не получит благословения от патриарха цареградского; за что эти два епископа подверглись гонению от великого князя. Однако они нашли себе многих единомышленников в русском духовенстве, которые с неудовольствием видели нарушение обычая; а патриарх Николай Музалон прислал Нифонту похвальную грамоту и в ней уподоблял его святым подвижникам. Сторону Греческой партии держал и соперник Изяслава II, Юрий Долгорукий. Когда он утвердился на Киевском столе после смерти Изяслава, то Климент был изгнан во Владимир Волынский, а митрополитом киевским на его место поставлен в Царьграде грек Константин.

До какой степени простиралось озлобление Греческой партии против Климента и Изяслава, видно из того, что первым делом вновь избранного митрополита было запретить священнодействие церковнослужителям, поставленным Климентом, и предать анафеме память покойного князя. Потом во время продолжавшихся смут, когда Киев занят был войсками Мстислава Изяславича,. Константин, опасаясь от него мести за отца, удалился в Чернигов, где и скончался в том же году (1159). По словам летописи, перед смертью он призвал к себе черниговского епископа Антония и вынудил у него следующее клятвенное обещание: не погребать его, Константинове тело, а, привязав веревку к ногам, вытащить из города и бросить на съедение псам. Епископ исполнил это странное завещание, к соблазну и удивлению всего народа. Но князь Черниговский (Святослав Ольгович), посоветовавшись со своими боярами и тем же епископом, на другой день велел взять тело митрополита и похоронить его в Спасском соборе.

После кончины Изяслава II старый Вячеслав Мономахович призвал в Киев другого своего племянника, Ростислава Мстиславича Смоленского, и точно так же поручил ему все киевские "ряды рядить", т.е. суд, расправу и ратное дело. Но в том же 1154 году Вячеслав умер. Ростислав вследствие неудачной войны с Изяславом Давидовичем Черниговским потерял Киев. Однако и соперник его недолго владел стольным городом, на который, собственно, не имел права, потому что отец его никогда не был киевским князем. Из Суздальской области уже шел Юрий Долгорукий, который послал сказать Изяславу Давидовичу: "Киев мне отчина, а не тебе". Изяслав не посмел сопротивляться ему и удалился в Чернигов. Юрий, столь долго стремившийся в Киев, занял его в третий раз и наконец здесь утвердился (1155 г.). Наиболее значительные уделы Киевского княжения он роздал своим сыновьям: Андрею – Вышгород, Борису – Туров, Глебу – Переяславль, а Васильку – Поросье, т.е. область Торков и берендеев. Окружив себя сыновьями, Долгорукий думал спокойно сидеть на великокняжеском столе. Но спокойное княжение в Киеве сделалось уже почти невозможным. Между многочисленными потомками Владимира Великого взаимные отношения и права на старшинство сильно перепутались. Довольствовались одною тенью права, чтобы добиваться старшего стола, если только надеялись иметь силу на своей стороне. Отсюда видим постоянные распри из-за Киева, постоянные попытки овладеть этим городом, еще заключавшим в себе столько притягательной силы.

Положение Юрия было непрочно. С одной стороны, старшинство его не признавали сами Мономаховичи, особенно старший сын его счастливого соперника Изяслава II, Мстислав, князь Волынский; а с другой – беспокойные князья Черниговские также искали случая снова захватить Киев в свои руки. Одинаковое стремление сблизило недавних противников: Изяслав Давидович заключил союз с Ростиславом Смоленским и его племянником Мстиславом Волынским. Но в то время когда они собирались идти на Юрия, смерть избавила последнего от новой борьбы. Однажды он пировал у какого-то боярина Петрила; в ту же ночь заболел; а через пять дней скончался (1157 г.). Его похоронили в церкви св. Спаса на Берестове, где был загородный княжий дом. Важное историческое значение этого князя основано не на киевском его княжении, а на его деятельности в земле Суздальской. Что же касается до киевлян, то, очевидно, он не пользовался их расположением. Народ особенно злобился на его суздальских дружинников за их вымогательства и жадность. Когда умер великий князь, чернь бросилась грабить его загородные дворы и, между прочим, тот, который находился за Днепром и назывался Раем; пограбила также дворы суздальских бояр и дружинников по ближним городам и селам, а некоторых умертвила. Ясно, как вредно влияли на народные нравы постоянное соперничество, постоянная смена великих князей и как с упадком верховной власти возрастали необузданность киевской черни и привычка к самоуправству .

О событиях того времени П. С. Р. Л. См. летописи Новгородские, Лаврентьевскую и Никоновскую. Борьба эта обстоятельнее других изложена в Ипатьевском списке летописи.

(кон. 90-х гг. XI - нач. XII в.- 13/14.11.1154, Киев), кн. киевский (1146-1149, 1150, 1151-1154), 2-й сын блгв. кн. Мстислава (Феодора) Владимировича и швед. принцессы Кристины, внук Владимира (Василия) Всеволодовича Мономаха. В крещении княжич был наречен в честь вмч. Пантелеимона , на что имеется ряд указаний в источниках. В летописи сообщается, что шлем И. М. был украшен изображением этого святого (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 438-439). Сохранились списки грамоты И. М. новгородскому мон-рю св. Пантелеимона, согласно которой И. М. по благословению Новгородского еп. св. Нифонта «устроил святому Пантелемону монастырь, и посадил есми в нем игумена Аркадия», и «испрошал есмь у Новагорода святому Пантелемону землю» (Корецкий. 1955. С. 204-207). Монастырь с таким посвящением был основан в Новгороде или И. М. (Янин. 1977. С. 62-65; Назаренко. 2001. С. 595-596), или его отцом Мстиславом Великим (Кучкин В. А. Чудо св. Пантелеимона и семейные дела Владимира Мономаха // Россия в средние века и новое время: Сб. ст. к 70-летию чл.-кор. РАН Л. В. Милова. М., 1999. С. 55).

И. М. впервые упоминается в Лаврентьевской летописи под 1127 г., когда он был отправлен отцом на княжение в Курск. В 1127 г. И. М. участвовал в походе на Полоцкое княжество. После изгнания местных князей в Византию (1129) И. М. занял полоцкий стол (до 1132), тогда же в его владения, вероятно, вошел и Минск. После смерти Мстислава Великого (1132) князь начал борьбу за Переяславль Русский (ныне Переяслав-Хмельницкий, Украина). Владение этим центром было важным шагом на пути к занятию И. М. киевского стола, связанным с попытками реализации плана Владимира Мономаха, по которому киевский стол должен был принадлежать потомкам Мстислава Великого (против этого плана выступили младшие Мономашичи - дяди И. М.). После неск. переходов Переяславля из рук в руки киевский кн. Ярополк Владимирович , дядя И. М., передал его племяннику. Протесты др. Мономашичей вынудили Ярополка передать Переяславль следующему после него по старшинству брату Вячеславу Владимировичу. При этом И. М. получил в дополнение к оставшемуся в его владении Минску Туровское княжество. В нач. 1134 г. И. М. был лишен Туровского княжества, но сохранил за собой Минск. Недовольный этим, князь в том же году отправился в Новгород к брату Всеволоду и возглавил коалицию Мстиславичей против своих дядей Владимировичей. Из Новгорода Мстиславичи предприняли неудачный поход на Ростов, бывш. владение кн. Юрия (Георгия) Владимировича Долгорукого, к-рый незадолго до того обменял его вместе с др. городами у Ярополка Владимировича на Переяславль. И. М. поддержал черниговских князей в их конфликте с Владимировичами, участвовал в походе на Переяславское княжество. Зимой 1134/35 г. киевскому князю удалось привлечь И. М. на свою сторону передачей Владимиро-Волынского княжества. В 1138 г. И. М. участвовал в походе Мономашичей против черниговских князей, завершившемся заключением мира у Моровийска.

В 1139 г. киевским князем стал женатый на сестре И. М. Всеволод (Кирилл) Ольгович, который сразу же начал, по сообщению летописца, «замышляти на Володимериче и на Мстиславиче, надеяся силе своеи и хоте сам всю землю держати с своею братею» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 307). Против И. М. он направил галицкого кн. Ивана Васильковича и перемышльского кн. Владимирка Володаревча, потерпевших неудачу. В 1142 г. И. М. пришел на помощь дяде Вячеславу Владимировичу, осажденному в Переяславле братьями киевского правителя черниговскими князьями св. Игорем (Георгием) и Святославом Ольговичами; черниговская рать была разгромлена. По соглашению между Вячеславом Владимировичем и Всеволодом Ольговичем И. М. получил переяславский стол и занял его 1 янв. 1143 г. В 1144 г. князь участвовал в походе на Галицкое княжество, организованном Всеволодом Ольговичем. В 1145 г. присутствовал на съезде князей, где киевский князь объявил своим наследником Игоря Ольговича.

Вскоре после утверждения Игоря в Киеве (2 авг. 1146) недовольные им киевляне направили к И. М. послов с приглашением занять киевский стол. В сражении 13 авг. 1146 г. И. М. нанес сокрушительное поражение киевскому войску, часть к-рого перешла на его сторону, и вошел в Киев, получив благословение Переяславского еп. св. Евфимия . Настолование И. М. совершилось в киевском Софийском соборе в отсутствие митр. Михаила I (II) , по неизвестным причинам уехавшего в 1145 г. в К-поль и там скончавшегося, и стало нарушением обязательства рус. епископов, данного ими ранее митрополиту, не совершать богослужение в соборе в отсутствие митрополита (Там же. Т. 2. Стб. 341). В 1146 г. И. М. вернул под свой контроль Владимиро-Волынское княжество, отобрав его сначала у Святослава Всеволодовича, затем у княжившего в Турове Вячеслава Владимировича, который надеялся заставить И. М. признать его старшинство. В результате похода на Туровскую землю войск И. М. она была фактически завоевана, были схвачены Туровский еп. Иоаким и туровские посадники.

Отсутствие в Киеве первосвятителя подтолкнуло И. М. к решительному шагу. По приказанию князя летом 1147 г. в столице для избрания нового митрополита собрались рус. епископы (Онуфрий Черниговский, Феодор Белгородский, свт. Евфимий Переяславский, Дамиан Юрьевский (Каневский), Феодор Владимиро-Волынский, свт. Нифонт Новгородский, Мануил Смоленский (Там же. Стб. 340-341); возможно, как указано в Киево-Печерском патерике, на Соборе также присутствовали вывезенный незадолго до этого из Турова еп. Иоаким и Полоцкий еп. Косма). Кандидатом И. М. на митрополичью кафедру стал зарубский книжник схимник Климент Смолятич . Мнения архиереев на Соборе разделились. Свт. Нифонт и еп. Мануил были противниками поставления митрополита без благословения К-польского патриарха. Позицию другой части архиереев изложил Черниговский еп. Онуфрий, сказавший: «Аз сведе: достоить ны поставити», и предложил осуществить поставление хранившейся в Киеве главой сщмч. Климента I , папы Римского, сославшись на практику поставления у греков рукой св. Иоанна Крестителя. Поставление совершилось так, как предложил еп. Онуфрий. Климент Смолятич был возведен на митрополичью кафедру 27 июля 1147 г., «на память святаго Пантелеимана», т. е. в именины И. М. В 1149 г. И. М. и митрополит вызвали в Киев наиболее авторитетного противника поставления Климента - Новгородского еп. Нифонта. Святитель был задержан и помещен в Киево-Печерский мон-рь, освобожден после вступления в Киев войск Юрия Долгорукого. Когда Киев в 1149 и 1150 гг. переходил к Юрию Долгорукому, Климент Смолятич бежал вместе с И. М. и находился во Владимиро-Волынском княжестве. Только после смерти И. М. в К-поле на Киевскую митрополию был поставлен новый митрополит - свт. Константин I (1155-1159). Причины, по к-рым И. М. настоял на избрании предстоятеля Русской Церкви без санкции К-поля, не вполне ясны. Возможно, князь, опиравшийся на широкую поддержку населения Киевской земли, в данном случае, как и в других обстоятельствах, игнорировал в своих интересах традиционные иерархические связи (аналогичным образом он вел себя в династической борьбе, признавая родовое старейшинство в тех обстоятельствах, когда ему это было выгодно).

Основным содержанием политики И. М. как киевского князя стало противостояние с дядей - ростово-суздальским кн. Юрием Долгоруким. В этой борьбе главной опорой И. М. были братья Ростислав Смоленский, Святополк Новгородский, Ярополк Поросский, Владимир. Узами родства Мстиславичи были связаны с правящими домами Венгрии, Польши и Чехии (в Ипатьевской летописи сохр. переписка И. М. и венг. кор. Гезы II, женатого на сестре И. М. Евфросинии), что позволяло И. М. привлекать себе в помощь иностранные войска. И. М. заключил союз с черниговскими князьями Владимиром и Изяславом Давидовичами, к-рые рассчитывали получить владения двоюродного брата Святослава Ольговича, ставшего одним из главных союзников Юрия Долгорукого.

После примирения в 1147 г. Владимира и Изяслава Давидовичей со Святославом Ольговичем задача противостояния черниговским князьям стала одной из важнейших для И. М., в то время как Ростислав Мстиславич должен был сдерживать Юрия Долгорукого на севере. В нач. 1148 г. И. М. взял Городец Остёрский, представлявший собой анклав ростово-суздальских князей в Юж. Руси. Вскоре И. М. осадил Чернигов и разорил городскую округу. В 1148 г. И. М. заключил союз с черниговскими князьями, в февр.- марте 1149 г. Мстиславичи разорили владения ростово-суздальского князя в верховьях Волги.

В июле 1149 г. войска Юрия Долгорукого и союзные ему половцы выступили на Киев. В сражении под Переяславлем 23 авг. 1149 г. они нанесли поражение отрядам И. М., который бежал во Владимир-Волынский. Получив помощь из Центр. Европы, И. М. намеревался возобновить борьбу за Киев, для чего позвал на киевский стол дядю Вячеслава Владимировича. Однако союзники И. М. оставили его из-за нападения пруссов на Польшу, а Юрия Долгорукого поддержал галицкий кн. Владимирко Володаревич. В этой ситуации И. М. начал переговоры с Юрием Долгоруким. В марте 1150 г. между князьями был заключен мир, по к-рому И. М. отказался от Киева. На состоявшейся позднее встрече Юрия и Вячеслава Владимировичей с И. М. в Пересопнице было решено вернуть последнему его имущество, захваченное ростовским войском в сражении 23 авг. 1149 г.

Невыполнение Юрием Долгоруким условий договора стало поводом для И. М. к походу на Киев летом 1150 г. После победы над отрядами Глеба Юрьевича у Пересопницы И. М. вступил в столицу и вынудил въехавшего туда ранее Вячеслава Владимировича перейти в Вышгород. Между тем Юрий Долгорукий соединился с Ольговичами и Давидовичами, на помощь ему шел галицкий кн. Владимирко Володаревич. В этих неблагоприятных обстоятельствах И. М., желая прикрыться династическим авторитетом Вячеслава Владимировича, старшего брата Юрия Долгорукого, поехал в Вышгород и, признав старейшинство дяди, предложил ему киевское княжение. И. М. добился соглашения с дядей, но из-за военного столкновения с Владимирком Володаревичем не смог сохранить Киев и отступил во Владимир-Волынский.

В кон. февр.- нач. марта 1151 г. И. М. начал новый поход на Киев. Заняв город, князь подтвердил старейшинство Вячеслава Владимировича, и последний торжественно въехал в Киев в качестве старшего соправителя И. М. «Дуумвират» обеспечил легитимность киевского княжения И. М. с т. зр. родового старейшинства и лишил Юрия Долгорукого возможности выдвигать претензии на киевское княжение. В мае 1151 г. на р. Рут (ныне Протока) состоялось решающее сражение в ходе военного противостояния И. М. и Юрия Долгорукого, в к-ром войска ростово-суздальского князя были разгромлены, а И. М. тяжело ранен. Юрий Долгорукий бежал в Переяславль, после чего до смерти И. М. не предпринимал активных попыток захватить киевский стол. К весне 1152 г. И. М. лишил Юрия Долгорукого всех владений в Юж. Руси (Переяславля, Городца Остёрского). В февр. 1153 г. И. М. вместе с племянником Романом Ростиславичем и черниговскими союзниками осадил Новгород-Северский, принудив кн. Святослава Ольговича просить мира и обещать разорвать союз с Юрием Долгоруким. В 1152-1154 гг. И. М. организовал неск. походов на Галицкое княжество, в результате к-рых он вернул захваченные в 1151 г. галицким кн. Владимирком Володаревичем города Шумск, Тихомль, Выгошев и Гнойница в Погорине, а также Бужск.

И. М. был женат дважды. Первый брак был заключен до 1130 г. (обзор мнений о возможном происхождении его 1-й супруги см.: D ą browski D. Genealogia Mścisławowiczów. Kraków, 2008. S. 121-126), княгиня скончалась зимой 1151/52 г. Весной 1154 г. И. М. женился на «обезской царевне», по предположению исследователей Русудан, дочери груз. царя Деметре I.

По всей видимости, И. М. был адресатом 2 посланий игум. Феодосия, управлявшего Киево-Печерским монастырем в сер. XII в.: о постах и о «вере латинской» (в науке эти послания часто приписываются прп. Феодосию Печерскому, при этом их адресатом считается кн. Изяслав (Димитрий) Ярославич). В 1-м послании Феодосий утвердительно отвечает на 2 вопроса князя: можно ли в воскресный день убивать скот и птицу и есть их мясо и хорошо ли не есть мясо в среду и в пятницу. Во 2-м послании автор исчисляет отступления латинян от истинной веры и описывает их недобрые обычаи. Феодосий наставляет князя не иметь с католиками никакого общения и призывает твердо держаться Православия.

И. М. был похоронен в храме основанного его отцом монастыря во имя вмч. Феодора Стратилата в центре Киева.

Ист.: ПСРЛ. Т. 1, 2 (по указ.); Корецкий В. И. Новый список грамоты вел. кн. Изяслава Мстиславича Новгородскому Пантелеймонову мон-рю // ИА. 1955. № 5. С. 204-207; Семенов А. И. Неизвестный новгородский список грамоты кн. Изяслава, данной Пантелеймонову мон-рю // НИС. 1959. Вып. 9. С. 245-248.

Лит.: Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех» // Slavia. Praha, 1939. Roč. 16. Seš. 4. S. 535-567; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968; Толочко П. П. Нащадки Мономаха. К., 1972; он же. Киев и Киевская земля в эпоху феод. раздробленности XII-XIII вв. К., 1980; Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X - 1-й пол. XIII вв. М., 1977; Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневек. Новгород. М., 1977; он же. Новгородские акты XII-XV вв.: Хронол. коммент. М., 1991; Грушевський М. С. Iсторiя Украïни-Руси. К., 1992. Т. 2; Пресняков А. Е. Княжое право в Др. Руси: Лекции по рус. истории. М., 1993; Назаренко А. В. Древняя Русь на междунар. путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, полит. связей. М., 2001; Котляр Н. Ф. Дипломатия Юж. Руси. СПб., 2003; Пятнов А. П. Борьба за киевский стол в 1148-1151 гг. // ВМУ: Ист. 2003. № 1. С. 3-24; Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у рус. князей в X-XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. С. 564.