Да светит свет ваш. Священник Георгий Блазма: Да светит свет ваш пред людьми… Чтобы они видя ваши добрые дела

Николай ГАВРИЛОВ

Свет… Какое емкое и трудно постигаемое слово.

Правда, нам оно сегодня мало о чем говорит. Ну что тут думать? Свет и есть свет — и никакой загадки. Мы настолько привыкли к нему, что другого понимания этого слова и не представляем себе. Идем ли мы по улицам городов и сел — вокруг видим свет. Миллионы автомобилей на наших магистралях — и все снабжены светом.

Но представим себе такую ситуацию: на распределительном пульте электростанции внезапно случилась серьезная авария. Мгновенно обширный район местности погрузился во мрак. В домах отключились холодильники и телевизоры; не работают никакие электроприборы; отключились жизненно важные узлы; остановились котельные; перестала поступать вода в водопровод… В квартирах стало холодно, темно, сыро, неуютно… А кругом — кромешная тьма.

Испытав подобное, мы, наверное, гораздо выше оценили бы преимущества света.

Не в подобном ли состоянии когда-то находилась наша планета, красавица Земля. Библия говорит: «3емля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…» (Быт. 1:2) И вдруг раздался повелительный голос Творца: «… да будет свет. И стал свет». Не об этом ли моменте говорится и в другом месте Писания: «…все сыны Божие восклицали от радости» (Иов. 38:7)?

Да, к радости были весьма веские причины. К слову, мы можем только пожалеть о тех ангелах, которых Бог, «связав узами адского мрака, предал блюсти на суд для наказания» (2 Пет. 2:4). Незавидная картина: тысячелетиями пребывать во мраке.

Мне невольно вспоминаются девяностые годы двадцатого столетия. Живя на юге Казахстана, мы часто испытывали длительные перебои со снабжением электроэнергией. Такие обстоятельства невольно создавали картину надвигающегося бедствия. Нет света, нет тепла, нет уюта. Гаснет надежда, колеблется уверенность в завтрашнем дне, у многих разочарование переходит в отчаяние. Переживая это и наблюдая за всем происходящим, я невольно переключился в мыслях на более серьезную проблему, проблему глобальную, охватившую весь земной шар, — это Свет Божий на земле.

Христос говорил Своим ученикам: «Вы — свет мира». Безусловно, ученики сами не являлись источником небесного Света. Подобно луне, отражающей ночью на землю свет солнца, они только преломляли, только отражали сияние Того, Кто в Библии назван истинным Светом. И Им является Сам Иисус Христос, поставивший перед Своими учениками задачу: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мтф. 5:16). Вы слышите «Так да светит…»? Это не просто пожелание, даже не просьба. Это повеление Того, Кто Сам повелел из тьмы воссиять свету, кто «озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2 Кор. 4:6).

Хотелось бы особо отметить, что мы, приняв верой Иисуса Христа, получили свободу от власти тьмы и стали чадами света. Об этом предельно ясно написал Апостол Павел: «Ибо все вы сыны света и сыны дня: мы не сыны ночи, ни тьмы» (1 Фес. 5:5). И далее, обращаясь к тем, кто призван быть сынами света, Апостол настоятельно побуждает: «Поступайте, как чада света» (Еф.5:8).

Представим себе, что солнце, однажды вечером скрывшись за горизонтом, никогда больше не взойдет над землею. Мир бы немедленно погрузился в кромешную тьму со всеми последствиями. Не так ли и в духовном плане? Что станет, если Церковь Христа, сыны света, которые должны сиять среди строптивого и развращенного рода, как светила в мире, вдруг перестанут светить? Разве мы не слышим сегодня многоликий шум голосов, категорично заявляющий, что христианство в наше время вырождается, что оно не несет в себе подлинного света.

Ну, а все-таки… Разве мы не должны задумываться, и притом очень серьезно, о состоянии нашего духовного света? Разве у нас не бывает духовных аварий, после которых мы сильно тускнеем, а то и совсем перестаем гореть? Не об этом ли так строго предупреждал Своих учеников Христос, говоря: «Итак смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?» (Лук. 11:35)

Сегодня мы, живя в Америке, очень свободной стране (да это не только в Америке), невольно и незаметно теряем столетиями выработанные божественные стандарты и библейские нормы поведения и жизни евангельских христиан. Это, во-первых, наши отношения к священным богослужениям. Как легко мы сегодня можем оставить воскресное собрание и провести время в увеселительной компании в каком-нибудь парке или на океане. Во-вторых, как легко мы отказываемся от того или иного нам вверенного служения в церкви, ссылаясь зачастую на очень малозначительные причины. Вполне понятно, свободным быть от всяких обязанностей гораздо лучше, чем чувствовать себя всегда должным. А посмотрите, с какой жаждой мы посвящаем себя различным увеселениям, особенно молодое поколение христиан. Это и интернет, и различные компьютерные игры, и спортивные мероприятия, и многие автомобильные круизы, и многое, многое другое. И все это в ущерб нашего служения Богу.

О нашем внешнем обличии даже говорить опасно. Я как бы предвижу гневные голоса: «Мы живем в Америке и не должны отделяться от ее культуры и традиций». Может быть и так… Ну, а если эта культура и традиции от диавола? Если они крайне греховны? Когда видишь наших молодых братьев с длинными, как у женщин, волосами на голове, а сестер — с мальчишескими стрижками, как назвать это? А посмотрите на изобилие косметики и украшений. А как назвать крайне нецеломудренное обнажение некогда стыдливо покрываемых частей тела? Разве это не бесстыдство? Вот все это и является тем, о чем говорил Христос: «Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мтф. 6:23)

Нужно отметить, что люди века сего прекрасно знают, что нам можно и что — нельзя. Вспоминается рассказ одной сестры. Живя еще в СССР и будучи незамужними, три подруги-христианки любили ходить в кино. Прячась от своих единоверцев, они покупали билеты и только в кинозале, проскользнув туда с оглядками и предосторожностями, успокаивались от страха быть увиденными «своими». Однажды они таким же образом уже прошли в зал и стали усаживаться на свои места. Неожиданно с переднего ряда поворачивается знакомая соседка и громко спрашивает: «А вам разве можно ходить сюда??» (Ну, как с Валаамом. Помните, и бессловесная ослица заговорила?) Сестры были потрясены, сконфужены. Они, тотчас покинув зал, прибежали домой и, каясь в слезах, просили прощения у Бога.

«Если свет твой — тьма…»

Пусть это предупреждение Господа всегда стоит перед нашими глазами, чтобы не оказаться свечой коптящей, дымящей, а то и совсем погасшей.

Церковь Христова! Мы живем в последние времена, времена тяжкие. Мир все стремительнее погружается в страшную тьму растления. Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, это извечное оружие диавола, буквально пленили большую часть человечества. Отовсюду мы слышим македонский крик: «Дайте Свет!» (Гимн № 1032)

Каков будет наш ответ? Готовы ли мы выполнить поручение нашего Господа? Ведь наше назначение: «Вы — свет мира!» Или мы уже привыкли жить под сенью житейского мрака? Ужели мы выберем показное религиозное прозябание без света, без тепла, без горения и откажемся от могучей силы Света Христова?

Дай Бог многим христианам сегодня очнуться, прозреть, поправить свои светильники!

Чутко прислушаемся к набатному призыву Слова Божия: «Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света. Как днем будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечение о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:12-14).

Сказал Господь Своим ученикам: вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного. Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном.

«Вы свет мира», - говорит Христос, обращаясь к Своим ученикам. И это относится ко всем христианам и, в первую очередь, к тем, кто призван к пастырству. Как свет, они видны всем, и глаза многих устремлены на них. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы». Одни восхищаются ими, радуются их присутствию, другие завидуют им и ненавидят их, и ищут уничтожить их. Потому они должны ходить со всякой осмотрительностью, помня об этом. Как свет мира, они призваны освещать других и сообщать свет другим.

Христос зажег эти свечи не для того, чтобы поставить их под сосудом. Свет Христова благовестия столь силен и столь самоочевиден, что светит всем в доме - всем, кто приходит в Церковь. Мы слышим эти слова во время архиерейского облачения посередине храма - в начале Божественной литургии: «Тако да просветится свет твой пред человеки, яко да видят добрые дела твоя, и прославят Отца нашего, иже на небесех». Тот, кто Христов, должен быть светом пред людьми. Жизнью и словом истины пастырь должен быть светильником горящим и светящим. Мы должны делать добрые дела не для того, чтобы увидели наш свет, который всегда может стать тьмой, а для того, чтобы увидели в нас и в наших делах присутствие света Христова. Не для того, чтобы прославили нас, а для того, чтобы прославили Отца нашего, Который на небесах.

Как Христос пришел не для того, чтобы нарушить закон или пророков, но исполнить, - так те, кто Христов, и прежде всего Его пастыри, должны дорожить всем, что исходит от Бога. И в послушании всему, что хранит Церковь, устремляться к свету Христову. «Истинно говорю вам, - торжественно провозглашает Тот, Кто Аминь, Свидетель верный, - доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все». Слово Господне пребывает вовек - слово Закона и слово Евангелия. Так заботится Бог о Своей Церкви, что все, что принадлежит в ней Богу и носит печать Его имени, сколь бы ни казалась оно незначительным, должно свято храниться. И Христос дает заповедь Своим ученикам - всем христианам и прежде всего пастырям - соблюдать все установления церковные, показывая, как опасно пренебрегать ими. «Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном».

Среди заповедей Божиих и правил Церкви есть такие, которые меньше других. Но они только относительно малейшие. Опасно в вероучении и в духовной жизни отменять малейшие Божии предписания. В этом - посягательство на святыню Божию. Чем дальше идет отступление, тем оно разрушительней. «Посему, братия, - говорит великий учитель Церкви святой Иоанн Дамаскин, - да стоим на Церковном Предании, как на камне веры нашей, не передвигая границы, которую поставили святые отцы наши, не давая места тем, кто желает нововведений и разрушения здания Святой Божией Вселенской Апостольской Церкви, ибо, если каждый будет поступать по своей воле, мало-помалу разрушится все дело Церкви». Нечестиво разорять малейшую заповедь, но несравненно ужасней научить этому других. Кто поступает так, тот будет малейшим по отношению к Царству Небесному, к Царству славы. Но есть в Церкви Христовой великие святые, которые сподобились сотворить добро и научить добру других. Ибо те, кто не творят так, как учат, одной рукой строят, а другой разрушают. А те, кто говорят от опытного боговедения, те, кто живут согласно тому, что они проповедуют, подлинно велики. Они просветятся как солнце в Царствии Небесном.

Святой Церковью читается Евангелие от Матфея. Глава 5, ст. 14 - 19.

14. Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы.

15. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме.

16. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного.

17. Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.

18. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все.

19. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном.

(Мф. 5, 14-19)

Строки сегодняшнего евангельского чтения, дорогие братья и сестры, напоминают о том, в чем состоит наше христианское призвание и что должно находиться в центре нашей христианской жизни.

Господь произносит Свою Нагорную проповедь, в которой говорит ученикам и собравшемуся народу: Вы - свет мира (Мф. 5, 14). И это великие слова, которые обращены ко всякому, кто избирает евангельский путь. Источник света - это Господь Иисус Христос, но поскольку верующие в Него воспринимают этот свет и отражают его в мир, то и они и именуются «светом мира». Таковы апостолы, ученики Христовы и истинные христиане.

Византийский богослов XII века Евфимий Зигабен поясняет: « Миром опять назвал людей, живущих в мире, - между тем как они покрыты мраком заблуждения. Вы, говорит, избраны для того, чтобы быть для них светом, и чтобы освещать духовные их глаза светом учения и познания, и руководить их по прямому пути Богопочитания».

Призывая своих последователей к совершенству и чистоте жизни, Спаситель добавляет: Не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5, 14). И действительно, многие города Иудеи, как и других стран, были расположены на вершинах гор или холмов так, что могли быть видны издалека. Таким сравнением Господь показывает, что предназначение Его последователей - светить светом Христовым, жить так, чтобы, видя их добрые дела, люди прославляли Бога.

И как зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме (Мф. 5, 15), так и принявший благодать Христову должен быть горящей свечой, стараясь вести жизнь добрую и праведную, дабы свет этот сиял перед людьми. В домах Палестины того времени обычно было только одно небольшое окно, а потому в них было темно. Лампы были похожи на наполненные маслом плошки, в которых плавал фитиль. В то время, когда не было спичек, было не так просто зажечь светильник. Обычно он стоял на подставке. И как свет лампы должен был быть виден всем, так и жизнь человека в мире должна всем ясно показывать, что он - христианин.

Намереваясь показать отношение Своего нового закона к ветхому, Господь предварительно успокаивает ревность иудеев по закону, говоря: не нарушить пришел Я, но исполнить (Мф. 5, 17). Спаситель говорит о законе с таким благоговением и почтением, какого не было ни у одного раввина: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все (Мф. 5, 18).

Самая маленькая буква, названная в Библии иота , - это знак древнееврейского алфавита « иод». По форме буква эта похожа на апостроф (надстрочный знак). Этим сравнением Спаситель утверждает святость закона: самое малое в законе Божием не останется без исполнения. Архиепископ Аверкий (Таушев) замечает: «Христос, действительно, пришел на землю для того, чтобы в Нем исполнилось все ветхозаветное Слово Божие, чтобы раскрыть, осуществить и утвердить всю силу закона и пророков, показать истинный дух и смысл Ветхого Завета. Он дал полное и глубокое понимание всех ветхозаветных заповедей, проповедуя о недостаточности лишь внешнего, формального подчинения закону».

Нужно сказать, что праведность книжников и фарисеев выражалась обычно в показном исполнении мелочных требований и предписаний закона. Они возникли как дополнения к установленным правилам, описанным в Пятикнижии Моисея, и зачастую были неоправданно жестокими по отношению к людям. Господь в Нагорной проповеди раскрывает сам дух закона Божиего, запрещая кому бы то ни было, искажать его: Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19), а значит, будет отвержен и не войдет в Царствие Божие.

Но кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19). Сотворить и научить - значит примером собственной жизни, примером исполнения заповедей Божиих стать для людей путеводным светом.

Наше христианское призвание, дорогие братья и сестры, состоит в том, чтобы стать светом этому миру, отражая Божественную любовь, которая должна выражаться в совершении добрых дел по примеру Христа, Который и является центром нашей с вами жизни. Помогай нам в этом Господь!

Иеромонах Пимен (Шевченко)

Дневники, письма, воспоминания

30 мин.

Дело Божие всегда делалось множеством людей. Это были очень разные люди. Различно было и их служение, по-разному сложилась их прижизненная и посмертная судьба. Одни обрели мировую известность, о других знают лишь немногие, имена третьих помнит теперь один только Бог. Но все они, каждый в меру своих сил, способностей и возможностей, вносили в это великое дело свой вклад, и к каждому из них относятся слова Христа: Вы - соль земли (Мф 5: 13) .

Об одной из частиц этой соли пойдет речь в предлагаемых записках. Кузьма Иванович Смирнов, затем инок Кирилл, к концу жизни - архимандрит Кирилл, на пороге смерти - схиархимандрит Косма, - так звали этого человека. Поскольку я знал его как о. Кирилла, в дальнейшем буду именовать его только так.

Должен признаться, чрезвычайно долго и неохотно приступал я к написанию воспоминаний об о. Кирилле, уступая лишь настойчивым просьбам архимандрита Виктора (Мамонтова), составителя жития о. Кирилла. На то у меня были веские причины.

И все-таки я пишу. Дело в том, что меня с о. Кириллом связывали несколько особые отношения. Я не был ни его коллегой по службе, ни его пасомым. Я был ремонтником-строителем, прорабом, снабженцем и рабочим в одном лице, выполнявшим в течение двух лет работы в Спасо-Преображенской пустыньке по заказу о. Кирилла. Это были последние два года его жизни. Мне приходилось подолгу жить в домике о. Кирилла, в соседней с ним комнате, обедать и ужинать вместе с ним. Может быть, мне из моего положения удалось заметить какие-то черты характера и особенности о. Кирилла, которые позволят немного дополнить образ старца, воссозданный в воспоминаниях других знавших его лиц. Если это окажется так, смогу считать, что мой скромный труд при всех его недостатках все же проделан не зря.

С каждым годом все меньше остается на свете людей, знавших о. Кирилла при жизни. Поэтому для тех, кто не видел его, начну свой рассказ с описания внешности о. Кирилла. Внешность его была на редкость обыденной, никак не вяжущейся в представлении большинства людей с высоким чином архимандрита, а тем более с образом старца, пользующегося огромным авторитетом среди народа и имеющего репутацию прозорливца. Это был человек очень маленького роста, тщедушный, быстрый и легкий в движениях, что, впрочем, характерно для людей его комплекции. В нем не было даже намека на какую-то респектабельность или солидность. Под стать фигуре был и голос - слабенький тенорок, и одежда, всегда чистая, опрятная, но предельно дешевая и далеко не новая. Сразу было видно, что своей внешности этот человек не придает ни малейшего значения. Было бы только в пределах приличия - и достаточно.

Во всем этом совершенно заурядном облике была только одна необычная деталь - взгляд его маленьких светло-серых выцветших глаз. Взгляд этот я ощущаю на себе до сих пор. Никогда я не видел этот взгляд равнодушным, безразличным. На каждого человека о. Кирилл смотрел очень внимательно, с чувством глубокого уважения и интереса. Это был взгляд снизу вверх не только в буквальном, но и в переносном смысле.

Вероятно, это покажется странным - в глазах о. Кирилла мне виделось иногда какое-то детское - именно детское - любопытство. Такими глазами ребенок, впервые попавший в зоопарк, смотрит на слона, о котором ему заранее известно, что это существо очень большое и хорошее. Так же и о. Кирилл был убежден, что в каждом человеке изначально заложено нечто большое и хорошее, и он, о. Кирилл, непременно должен это хорошее рассмотреть.

Одной из главных черт характера о. Кирилла была его постоянная и исключительно активная нацеленность на добро. Он непрерывно искал и находил возможность чем-нибудь помочь людям, сделать им что-нибудь приятное. Отсюда и эта постоянная внимательность во взгляде: что человеку требуется? что можно для него сделать?

Любимым занятием о. Кирилла было делать подарки, пусть хоть и незначительные. Люди, со всех концов приезжавшие в пустыньку, несли о. Кириллу кто что мог, от крупных денежных сумм до всякой мелочи, и он все это пускал в дальнейшее обращение. Я, например, получил от него в подарок скромную рясу, новые хромовые сапоги, перочинный ножик, брелок для ключей и монтажный пояс.

Много лет спустя после смерти о. Кирилла я узнал, что первым его послушанием на Валааме, откуда он начинал свой иноческий путь, было послушание гостиничное. Его обязанностью было размещать прибывающих в монастырь паломников и обеспечивать им максимум возможного комфорта. Мне кажется, именно это послушание как нельзя больше соответствовало натуре о. Кирилла. Любовь к этому послушанию он пронес через всю свою жизнь и сохранил до самых последних дней. Как он выполнял его, будучи уже глубоким старцем и архимандритом пустыньки, - тому я был свидетелем.

Ко времени, описываемому мной, пустынька и ее архимандрит приобрели известность уже далеко за пределами Латвии. Постоянно в пустыньке находились люди из самых различных точек страны, а в праздник их наезжало столько, что обеспечить всех ночлегом становилось весьма трудным делом. Этим каждый раз о. Кирилл занимался лично. После всенощной в канун праздника о. Кирилл, обычно ложившийся спать рано, бодрствовал до поздней ночи, обходя все монастырские помещения, где располагались приезжие. Кухонька, в которой я ночевал, находилась перед кельей о. Кирилла, так что все передвижения его между своей кельей и прочим миром проходили перед моими глазами. Финал был всегда одинаков. Перед тем, как вернуться окончательно на ночь к себе, о. Кирилл забирал свои подушки и одеяло и кому-то их относил…

Таково было отношение старца к земным потребностям людей. А каким оно было к их духовным запросам? На это мне ответить неизмеримо труднее. Беседы духовного наставника со своими подопечными происходят обычно один на один, а содержание их редко сообщается третьему лицу. Тем не менее одно я могу утверждать совершенно определенно: к своей все увеличивающейся славе святого человека и прозорливца о. Кирилл относился явно скептически. Однажды он мне пожаловался: «Вот, приехала одна женщина. Рассказала мне про свою жизнь с мужем и спрашивает: разводиться с ним или нет? А что я могу ответить? Что я, пророк, что ли?»

Эти слова весьма характерны для о. Кирилла. Он упорно не желал брать на себя навязываемую ему роль ясновидца и судьи. Поначалу мне казалось странным, что человек в его возрасте, в его положении, с его духовным опытом не пытается наставлять людей, учить их, как жить. По крайней мере, ни меня, ни тех, с кем в моем присутствии о. Кирилл беседовал, он наставлять не пытался. Будучи старцем-архимандритом, в душе он остался таким же простым, смиренным, ни на что не претендующим добрым парнем, каким он когда-то надел на себя подрясник послушника. И это дается далеко не каждому. Испытание властью и славой - самое тяжкое испытание. О. Кирилл на склоне лет выдержал это испытание в совершенстве, причем, как мне кажется, без всякого труда и скорее всего даже не почувствовав. Было ли это результатом врожденного иммунитета или долгого непрерывного совершенствования - ведомо одному Богу.

Со временем я понял, что быть другим о. Кирилл просто не мог. Это была исключительно цельная натура, человек, раз и навсегда принявший определенную жизненную концепцию и всегда во всем этой концепции следовавший. Поэтому все его слова и поступки, даже малопонятные и странные на первый взгляд, при более внимательном рассмотрении оказывались совершенно логичными и единственно соответствующими его натуре. В определенной мере они даже были предсказуемы. О. Кирилл всегда говорил и делал только то, что соответствовало его принципам, и никогда не говорил и не делал ничего другого.

Попытаюсь изложить эти принципы в той части, в какой они касались его отношения к людям, и в той мере, в какой я их понимаю. Да простит меня о. Кирилл, если я в чем-то ошибусь. Эти принципы были столь же просты, сколь и всеобъемлющи. С одной стороны - это абсолютное смирение, сознание своего недостоинства, своей, так сказать, малости. С другой стороны - вера в презумпцию добра в человеке и в конечное торжество этого добра. В каждом человеке о. Кирилл видел прежде всего создание Божие, а раз так - значит, доброе начало в нем первично и в конце концов должно восторжествовать. Для этого нужно только одно - делать человеку добро. Это поступающее извне добро обязательно вступит во взаимодействие с добром, заложенным внутри человеческой души от Бога. Многократно умножаясь, именно добро станет определяющим человеческое бытие и принесет плод.

О. Кирилл не обладал ни большим образованием, ни даром проповедника, ни книжной мудростью. Но он обладал той особой, высшей мудростью, которая дается только тому, кто прожил долгую жизнь в единении с Богом и Евангелие воспринял сердцем. Той мудростью, о которой сказано: Мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна (Иак 3: 17) . О. Кирилл понимал, что человеку ничего нельзя навязывать, никуда нельзя его тащить силой. Человек до всего должен дойти сам. Можно и нужно лишь навести его на размышления.

О. Кирилл, этот, в сущности, «темный» монах (по своим анкетным данным), был человеком уникальной внутренней культуры, интеллигентом высшей пробы. В нем было сочетание глубокой веры, доброты и внутренней культуры. Только эти три составляющие, взятые вместе, способны создать полностью гармоничную, духовно совершенную личность.

Не знаю почему, но в известных мне жизнеописаниях православных церковных деятелей, как канонизированных, так и просто признанных авторитетами, третьей составляющей - внутренней культуре - уделяется очень мало внимания или не уделяется вовсе. Быть может, она предполагается как нечто само собой разумеющееся при наличии первых двух или считается чем-то второстепенным. А может быть, пренебрежительное отношение к ней и есть одна из причин, приведших русскую православную церковь к тому положению, в каком она находится ныне? Во всяком случае я убежден, что всякий человек, а тем более пастырь, при всех прочих великих достоинствах, без обладания внутренней культурой неизбежно несет на себе печать ущербности. И если меня спросят, что более всего кажется мне замечательным в о. Кирилле, я без колебания отвечу: душевная культура. Наверное, потому, что сейчас это самый большой дефицит. Возможно, именно она подсказала о. Кириллу тот путь служения людям, который был для него самым подходящим и давал наилучшие плоды. Это путь, указанный Христом в словах: Да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф 5: 16) . Проповедь о. Кирилла была проповедью делом.

Целесообразно будет рассказать, как осуществлялись принципы о. Кирилла на практике, в ходе нашей работы в пустыньке и в процессе общения с ним в связи с этой работой.

Пару лет назад мой старый товарищ, принимавший активное участие в восстановлении Данилова монастыря, рассказал мне о порядках, установленных для работавших там бригад, подчиненных монастырской администрации. За опоздание на работу более чем на 15 минут на первый раз следовало предупреждение, на второй - увольнение. При появлении на работе хотя бы однажды с видимыми признаками похмелья (не говоря уже о нетрезвом виде!) расчет выдавался немедленно. Курение категорически запрещалось на территории монастыря, даже на высоте, на лесах.

По отношению к Данилову монастырю пустынька была антимиром. Каждый из нас приезжал на работу, когда хотел и когда мог. Ведь мы почти все были связаны с гражданской работой и для пустыньки могли использовать только выходные и отпуск. Курение разрешалось всюду, кроме, естественно, храма. Часто, когда мы вечером сидели на открытой веранде домика о. Кирилла и нас особенно одолевали комары, этот бич пустыньки, о. Кирилл сам говорил нам: «А вы покурите - они и улетят».

Единственный вопрос, над которым о. Кирилл немного призадумался, - можно ли нам работать в праздники. Решение было такое: поскольку на гражданской работе работают и в эти дни, мы не должны работать только пока идет литургия. После нее - пожалуйста. Пост для нас был отменен на все дни. О. Кирилл, сам строгий постник и вообще чрезвычайно воздержанный и непритязательный в еде, сразу же решительно объявил, что рабочий человек без мяса не может. Его келейница мать Амвросия регулярно готовила для нас мясную пищу в дополнение к монастырским харчам. Колбаса была в запасе постоянно, равно как и водка. На этом последнем предмете необходимо остановиться особо.

Проблему пьянства, не первое тысячелетие стоящую перед человечеством, для нашего маленького коллектива о. Кирилл решил просто и гениально: он предоставил нам возможность пить столько, сколько мы хотим. Водка не только каждый раз подавалась к столу, но и постоянно стояла в количестве нескольких бутылок на полке в упоминавшейся мною кухоньке. В любое время мы могли пить по потребности, тарелка с закуской - хлебом, огурцом и колбасой - всегда была на столе. Но, представьте себе, никто из нас ни разу предоставленным нам правом не злоупотребил. Ибо здесь была та степень доверия к человеку, которую невозможно обмануть, не почувствовав себя свиньей в собственных глазах.

О. Кирилл сам постоянно следил, чтобы запас не оскудевал, и просил меня также своевременно сообщать, когда надо его восполнить. Он говорил: «Пиво расслабляет, водка укрепляет», хотя сам явно ни в том, ни в другом не был знатоком. Впрочем, когда в жаркий летний день я как-то высказался, что хорошо бы выпить пивка, оно было нам незамедлительно доставлено. О. Кирилл не ставил знака равенства между употреблением алкоголя и пьянством.

Поздней осенью, когда уже шел снег, а мы еще продолжали работу на фасадах, расход водки возрастал, но это уже была производственная необходимость: без регулярного подогрева изнутри мы попросту не смогли бы закончить работу. Продрогшие, а то и промокшие, мы приходили на кухоньку, выпивали по стопке, несколько минут отогревались и шли работать дальше. При этом каждый из нас так строго соблюдал допустимую норму, как, вероятно, не соблюдал ее больше нигде.

Оказывается, принцип доверия к людям не только прекрасен сам по себе, но и способен дать отличные практические результаты. Ремстройбригада пустыньки была единственной в моей жизни, в которой никто никогда не был пьян.

Завтракали мы обычно порознь, о. Кирилл в это время находился в церкви. За обедом мы собирались вместе, о. Кирилл часто обедал с нами. Обедали быстро, затем работали до темноты - нам ведь приходилось дорожить каждым часом, а за ужином собирались вновь, и тут уже о. Кирилл присутствовал каждый раз. Только за ужином мы могли расслабиться после долгого трудового дня и пообщаться друг с другом. Конечно же, о. Кирилл не мог упустить возможности участвовать в этом. На стол ставилась простая, но всегда вкусная и обильная закуска, наполнялись рюмки, до отхода ко сну еще оставалось достаточно времени, и мы спокойно обсуждали текущие дела, наши проблемы и вообще говорили о чем угодно.

О. Кирилла нельзя было назвать разговорчивым человеком, но и молчальником он не был. Все же он предпочитал слушать, а не говорить. О чем бы ни шла речь, он слушал всегда с интересом, не прерывая говорившего и лишь изредка задавая вопросы. Он никогда не пытался завладеть инициативой в разговоре, направить его в удобное для себя русло. О себе, о своей жизни о. Кирилл не говорил ничего или почти ничего, но на вопросы отвечал охотно, давая краткие и исчерпывающие ответы. Делал он это не из скрытности, которой в нем не было, а просто из опасения, что его рассказ может быть нам неинтересен и мы будем вынуждены слушать его из вежливости, в ущерб тому, о чем хотели поговорить сами. Ведь мы были людьми другого поколения, из другого мира, и он, слушая нас, стремился на закате своих дней понять этот мир, из которого ему вскоре предстояло уйти. Он создавал обстановку, в которой каждый мог чувствовать себя совершенно свободно, естественно, быть самим собой.

За ужином о. Кирилл позволял себе одну маленькую роскошь: в стакан чая он вливал чайную ложечку бальзама и растягивал его на весь вечер, уверяя, что это очень полезное и целебное питье. Из-за стола вставал первым, оставляя нам возможность еще некоторое время посидеть и поговорить о том, о чем в его присутствии мы считали говорить неудобным.

В технических и хозяйственных вопросах, связанных с проводимыми нами работами, для о. Кирилла неизменно оставались главными принципы полного доверия и уважения к нам. Он никогда не приказывал, не выдвигал никаких обязательных требований или условий. Он только высказывал свои пожелания, то, что ему хотелось бы сделать, а мы говорили ему, насколько и в какие сроки возможно их выполнение. Я был для о. Кирилла авторитетом в ремонтно-строительном деле. Он всегда с вниманием выслушивал мои предложения и почти всегда с ними соглашался. В решение чисто технических вопросов он вообще не вмешивался и полностью полагался на меня.

Никогда я не слышал от него сетований на то, что мы сделали что-то не так или делаем слишком долго. Но мы со своей стороны работали с максимальной отдачей и настолько качественно, насколько нам позволяла наша квалификация. Убежден, что любой человек, имеющий хоть каплю совести, при таком отношении к нему не мог бы работать иначе.

Самый щекотливый вопрос - денежный - решался предельно просто. И здесь все основывалось на абсолютном доверии. О. Кирилл не только никогда не торговался, но и не спрашивал заранее о цене предстоящей работы. Если для приобретения материала мне требовался аванс, я тотчас получал нужную сумму. После доставки материала я называл о. Кириллу фактическую стоимость материала и транспорта, ни разу ее не завысив, а он возмещал эту стоимость с большими процентами. Ни количество, ни качество материалов он не проверял. Это было всецело делом моей совести и компетентности.

Ни разу о. Кирилл не потребовал от меня ни единой расписки, счета, чека или какого-либо другого документа. Работы велись на пожертвования верующих, врученные ими лично о. Кириллу. Никакого документального оприходования этих денег не велось, поэтому не было нужды документально оформлять и их расход.

Когда речь заходила об оплате самой работы, я поступал хитрее. Я предлагал о. Кириллу самому оценить выполненную работу и заплатить нам столько, сколько он считал нужным. Надо ли говорить, что в прогаре мы никогда не оставались.

Таковы были условия, в которых мы жили и трудились в пустыньке благодаря о. Кириллу. Поистине это был антимир в сравнении с тем, где мы живем повседневно. Оказывается, и в таком антимире можно жить и работать не хуже.

Конечно, ни объем работ, выполненных нами в пустыньке, ни их стоимость не могут идти ни в какое сопоставление с Даниловым монастырем. Но возьму на себя смелость утверждать, что и производительность труда, и отдача на каждый затраченный рубль у нас была по меньшей мере не ниже, чем там. Главное же - это была радость подлинного свободного труда в неповторимой, уникальной духовной атмосфере, и я счастлив, что в моей жизни такой период был.

Заканчивая свое повествование, не могу не сказать еще об одной черте характера о. Кирилла, без которой его образ выглядел бы неполным.

Скромный, смиренный монах вроде о. Кирилла в представлении многих - это щепка, плывущая по течению, человек безвольный, не способный настоять на своем, всегда всем и во всем подчиняющийся. Знакомство с о. Кириллом полностью разрушает этот сложившийся стереотип.

В о. Кирилле глубочайшее смирение уживалось с поразительной твердостью и настойчивостью в достижении поставленной цели. Уже само его положение архимандрита пустыньки предопределяло неизбежность конфронтации с монастырским начальством. Будучи духовным руководителем, он не обладал административной властью. Настоятельницей пустыньки является игуменья Рижского монастыря, и все хозяйственные вопросы, в том числе и производство ремонтно-строительных работ, находятся в ее компетенции. Отчасти она может предоставить решение этих вопросов на усмотрение ею же назначенной старшей монахини пустыньки. На долю архимандрита остается только совершение богослужений и духовное окормление монашек. Вполне понятно, что главное внимание игуменья уделяла Рижскому монастырю и основную часть средств, имеющихся в ее распоряжении, расходовала на его содержание. Находящаяся на отшибе пустынька оставалась в положении бедной падчерицы. Между тем пустынька остро нуждалась в проведении хотя бы самых неотложных ремонтных работ. Эти работы о. Кирилл взялся вести за свой счет, не требуя от игуменьи ни копейки. Игуменья неоднократно предлагала ему передать деньги в ее руки, с тем чтобы работы в пустыньке велись под ее эгидой. Эти предложения о. Кирилл каждый раз решительно отвергал, заявляя, что деньги ему вручаются верующими с целевым назначением, именно на ремонт пустыньки, и должны быть истрачены только на это. У него были основания полагать, что, попав в руки игуменьи, они найдут другое применение. Само собой разумеется, что такая ситуация не способствовала улучшению отношений игуменьи и архимандрита, испортившихся гораздо ранее. О том, как это произошло, мне рассказал сам о. Кирилл.

В разгар хрущевского гонения на религию, на рубеже 50-60-х годов, власти решили закрыть Рижский монастырь. Его наиболее молодых и трудоспособных обитательниц предполагалось устроить на работу, а прочих отправить в пустыньку, подальше от людских глаз. В качестве некоторой компенсации было обещано построить в пустыньке водопровод, и даже трубы завезли для него.

В этих условиях монастырское руководство решило предпринять очень мудрый, с его точки зрения, ход - ликвидировать пустыньку. Таким образом отрезались пути к отступлению, и можно было заявить властям, что монахиням просто некуда деваться. Ведь выделить сразу столько мест в доме для престарелых вряд ли было бы возможно, и на какое-то время ценою пустыньки удар от Рижского монастыря был бы отведен. Однако против этого плана категорически восстал о. Кирилл. Каким образом ему удалось выиграть сражение за пустыньку с такими могучими противниками, как игуменья и ее окружение, я не знаю. Об этом о. Кирилл не рассказывал. Но пустынька была сохранена, равно как и Рижский монастырь.

Заключительным штрихом к портрету о. Кирилла может послужить история моего совместного с ним участия в архиерейских богослужениях в пустыньке. Для этого мне придется начать издалека.

Наше первое знакомство с о. Кириллом состоялось очень давно, где-то в первой половине 50-х годов, когда он, еще игумен, служил, кажется, в Рижском монастыре, а затем некоторое время в Кемери. Я же был иподиаконом Кафедрального собора. Виделись мы всего несколько раз, а потом надолго потеряли друг друга из виду.

Встретились мы вновь в начале лета 1966 г., когда я по рекомендации о. Серафима Шенрока был приглашен о. Кириллом для работы в пустыньке. К тому времени он стал архимандритом, а я - заштатным священником. О. Кирилл встретил меня очень тепло, относился к моему сану с гораздо большим уважением, чем я сам, и всегда называл меня только о. Георгием.

Тем не менее его предложение принять участие в архиерейском богослужении, сделанное мне в преддверии Преображения, престольного праздника пустыньки, было для меня неожиданным. В ответ я выразил сомнение в том, что это возможно, и рассказал ему следующее.

Через некоторое время после моего ухода за штат (это произошло в мае 1960 г. в Орске Оренбургской епархии) и возвращения в Ригу аналогичное предложение я получил от своего друга протоиерея Бориса Денисова, в тот период епархиального секретаря и настоятеля Дзинтарской церкви Казанской иконы Божией Матери (впоследствии снесенной), и тоже перед престольным праздником. Я предложил о. Борису предварительно получить на это санкцию архиерея, но он ответил, что никаких возражений быть не может. Придя в храм перед началом богослужения, я все же не вошел в алтарь, а остался на клиросе и попросил о. Бориса испросить на мое сослужение разрешение архиерея. Через минуту он вернулся со смущенным видом и сообщил, что служить я не могу, так как ушел за штат из чужой епархии. Вот если бы из Рижской - тогда другое дело…

Все это о. Кирилл выслушал, как всегда, внимательно и коротко сказал: «Приезжайте и служите». Это было сказано обычным, ровным, спокойным голосом, но в его тоне было что-то, заставившее меня сразу же отбросить всякие сомнения.

Действительно, когда я появился в алтаре, архиерей воспринял это как должное, не сказав ни слова. А ведь это был тот самый епископ Никон, который за несколько лет до этого признал меня к служению непригодным!

С этого дня и до самой кончины о. Кирилла я принимал участие во всех архиерейских богослужениях в пустыньке, проводившихся епископом Никоном, затем архиепископом Алексием и, наконец, митрополитом, в то время архиепископом, Леонидом. Каждый раз о. Кирилл заранее извещал меня о предстоящем архиерейском богослужении (все три архиерея очень любили служить в пустыньке) и выражал уверенность, что я непременно буду. Мало того, он за каждую службу давал мне деньги - «на дорогу», как он говорил. Ему доставляло какое-то особенное удовольствие видеть человека, обычно разгуливавшего по пустыньке в малярной робе, с монтажной цепью через плечо, стоящим в иерейском облачении у престола. О. Кирилл без слов дал мне понять, что в какой бы одежде я ни был, какой бы работой ни занимался, благодать священства остается при мне, с ней я должен считаться и обязан ее уважать. Он вообще очень многое умел объяснить человеку без слов, и так, как мало кто умеет объяснить словами.

Однажды я спросил о. Кирилла, как он относится к тому, что я, священник по сану, работаю как ремонтник-строитель. О. Кирилл на пару секунд задумался, как всегда в таких случаях слегка склонив голову и подперев подбородок кулачком, а потом ответил: «Литургию может отслужить каждый, а на купол залезет не каждый». С тех пор во мне появилось убеждение, что я не погибну, сорвавшись с высоты, ни на работе, ни в горных походах.

Каким образом удалось о. Кириллу воздействовать на трех архиереев, добившись для меня права священнослужения, - не знаю. Знаю только, что мое участие в богослужениях доставляло им серьезные неудобства, поскольку сразу же после смерти о. Кирилла мне было запрещено не только участвовать в службах, но и появляться в рясе при людях. Фактически это было лишением сана. На отпевании о. Кирилла я присутствовал уже как мирянин.

Могилка о. Кирилла - в нескольких шагах от храма, в котором он заканчивал свое земное служение. Над могилкой - простое надгробие, маленький невзрачный крест. После смерти тело о. Кирилла осталось в окружении той же скромной, дешевой и непритязательной обстановки, в которой оно находилось всегда. В годовщину его смерти - 28 июня - на этой могилке свечи и цветы.

Будет ли когда-нибудь о. Кирилл, а если уж быть точным, схиархимандрит Косма, причислен к лику святых? Мне это глубоко безразлично. Я всегда подозревал, что у Бога есть своя табель о рангах, которая может несколько отличаться от православных церковных святцев.

Душа о. Кирилла осталась с нами. Присутствие о. Кирилла в моей жизни я ощущаю постоянно. Так же, как и силу его молитвы.

О. Кирилл сделал главное в моей жизни - он восстановил во мне веру в Бога и в человека. Он показал мне великий и прекрасный мир, в который я, к сожалению, не попаду. Но я счастлив тем, что хотя бы издали смог этот мир увидеть. Я благодарен Богу за то, что в моей жизни был о. Кирилл.

И последнее, что мне хочется сказать, заканчивая свои записки. Я сознаю, что далеко не каждому они понравятся. Но я и не задавался целью полностью раскрыть образ о. Кирилла - это для человека невозможно, а тем более подогнать его под некий лубочный стереотип святого. Это не нужно. Я вижу перед собой о. Кирилла таким, каким он мне представился и каким я смог его воспринять. Пусть о каждом из нас остается некая тайна.

Я надеюсь, что о. Кирилл на меня не обидится. Я знаю, что в своих молитвах он поминает и меня.

Кроме спасения людей, Христос показывает затем и другую пользу, которая может побудить учеников к усерднейшему и ревностнейшему исполнению их обязанностей. Если хорошо будете жить, говорит Он, то не только обратите всю вселенную, но и будете способствовать к славе имени Божьего; напротив, худой жизнью и людей погубите, и дадите повод к хуле имени Божьего.

Каким же образом, скажешь ты, прославится через нас Бог, если люди будут злословить нас? Но не все; да и самые злословящие нас будут делать это по зависти, в сердце же своем они будут почитать и удивляться нам, подобно тому, как есть люди, которые явно льстят нечестивым, а в сердце своем обвиняют их. Что же прикажешь? Жить нам для тщеславия и честолюбия? Нет, я не то говорю. Я не сказал: старайтесь выставлять на вид добрые дела ваши, показывайте их; но сказал только: «да просветится свет ваш », т. е. да будет добродетель ваша велика, огонь обилен, свет неизречен. Когда добродетель будет такова, то сокрыть ее невозможно, хотя бы тот, кто имеет ее, всячески старался укрывать. Итак, показывайте жизнь безукоризненную, и никто не будет иметь достаточной причины злословить вас. Пусть злословящих будет бесчисленное множество, никто, однако же, не сможет затмить славу вашу. Хорошо сказано слово: «свет ». Действительно, ничто так не распространяет славы о человеке, как блеск добродетели, хотя бы этот человек и старался всеми мерами скрыть его. Он как бы окружен солнечным лучом, и светит яснее самого луча, простирая свое сияние не на землю только, но и на самое небо.

Здесь Христос утешает учеников Своих еще более. Пусть прискорбно вам, говорит Он, когда вас поносят; но многие через вас сделаются истинными поклонниками Богу. И в том, и другом случае вам готовится награда: и когда вы будете терпеть злословие для Бога, и когда через вас прославляют Бога. Но чтобы мы не старались распространять худой молвы о себе, зная, что за это будет награда, Христос не просто сказал о злословии, но указал только на два вида его, именно: когда о нас говорят ложно, и когда злословят нас для Бога. Но в тоже время Христос показывает, что не только такое злословие приносит великую пользу, но и хорошая слава, когда через нее распространяется слава Божия. Здесь Христос подкрепляет учеников благими надеждами. Это злословие нечестивых, говорит Он, не так сильно, чтобы и другим могло воспрепятствовать видеть свет ваш. Тогда только будут попирать вас, когда вы помрачите себя, но не тогда, когда будете поступать хорошо. Напротив, тогда многие будут удивляться вам, и не только вам, но через вас и Отцу вашему. Далее, Христос не сказал: прославят Бога, но - Отца, чем самым полагает начатки достоинства, которое будет даровано им. Потом, чтобы показать Свое равночестие с Отцом, Христос сказал прежде: не скорбите, когда худое о себе услышите, потому что довольно с вас, что вы это ради Меня слышите, - а здесь указывает на Отца, везде обнаруживая равенство.

Беседы на Евангелие от Матфея.

Свт. Григорий Нисский

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Но почему Господь говорит: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного ? Потому что Он повелевает [каждому], следующему заповедям Божиим, делать все, что бы он ни делал, взирая на Бога, и Ему одному угождать, не охотясь за славой человеческой. Наоборот, [такой истинный христианин] должен избегать похвал человеческих и выставления напоказ [своих добрых деяний], чтобы, даже став известным благодаря [своей богоугодной] жизни всем, которые видят его деяния, не услышать ему [от Господа]: «Люди удивляются на являющего [такие деяния]»; ему же следует услышать [такие глаголы Господни]: «Люди прославляют Отца вашего Небесного». Ибо [Господь] повелевает возносить всякую славу Отцу и с Его волей соотносить всякое делание, поскольку у Отца уготована награда за добродетельные дела. Это тебе повелевает [Господь] избегать преходящих похвал и отвращаться от земных славословий. Ищущий их и к ним устремляющий жизнь свою не только лишается славы вечной, но уже [и здесь] должен ожидать возмездия. [Господь] изрекает: Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо (Лк. 6, 26) . Поэтому избегай почести человеческой, которая завершается позором и вечным бесчестием. Устремляйся к горним похвалам, о которых Давид говорит: От Тебе похвала моя (Пс. 21, 26) и о Господе похвалится душа моя (Пс. 33, 3) . Блаженный же апостол повелевает приступающему к трапезе приступать к ней не равнодушно, но прежде воздавать славу Дарующему средства к жизни (1 Кор. 10, 31) . И таким образом [нам] заповедуется пренебрегать во всем славой человеческой и искать славы у одного только Бога. Кто так поступает, называется Господом верным. А домогающегося земных почестей Он причисляет к неверным, изрекая: Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете? (Ин. 5, 44) .

О цели жизни по Богу и об истинном подвижничестве.

Свт. Григорий Палама

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Говорится же это не в том смысле, будто бы Он заповедует нам показывать себя; но Он заповедует богоугодно жительствовать; но как свет, не имея отношения с внешним миром, однако притягивает к себе взоры зрящих, так богоугодное жительство привлекает к себе вместе с очами и души людские. И еще: как при свете солнца, мы восхваляем не воздух, участвующий в сиянии, но – солнце, обладающее светом и подающее озарение его; и если даже мы и восхваляем эфир, как светящийся, то насколько больше восхваляем солнце? Так и в отношении человека, являющего добродетельными делами, сияние Солнца Правды: ибо такой человек, как только становится замеченным, возвышает людей к славословию Небесного Отца, Солнца Правды – Христа. И не говоря уже о больших добродетелях, скажу, что когда вместе с вами предстоя Богу в священной Церкви, обернувшись, я посмотрю на тех, которые с разумением и с сокрушением воссылают Богу песнопения и моления, или же вижу кого в молчании и в погруженности стоящего и внимающего, то и этот единый вид меня окрыляет и я исполняюсь довольством и славлю Отца, Иже на Небесех – Христа, без Которого никто не может сделать ничего благородного и чрез Которого всякое успешное действие производится в людях.

Омилия 10. Во вторую неделю Святой Четыредесятницы.

Свт. Игнатий (Брянчанинов)

Господь преподал ученикам Своим поведение прямое, искреннее, утвержденное на святой мудрости, а не оправдываемое лукавством, – поведение, из которого должна светить чистая добродетель и небесною красотою своею привлекать к себе взоры и сердца человеков. Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже есть на небесех .

Аскетические опыты. Часть I.

Свт. Иустин (Полянский)

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Слова сии, прежде всего, относятся к Апостолам и их преемникам – пастырям и учителям святой Церкви Христовой, которые пред тем названы солью земли и светом Мира. Но и всякий истинный христианин, озаряемый и просвещаемый светом Христовым и обладающий райским сердцем, должен быть в своей среде светильником горящим и светящим для всех окружающих его, чтобы все видели его добрые дела, подражали им, и таким образом прославляли Отца нашего небеснаго.

Заповеди Господа и Бога нашего Иисуса Христа.

Прп. Иоанн Лествичник

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Скверное тщеславие научает нас принимать образ добродетели, которой нет в нас, убеждая к сему словами Евангелия: «тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят добрая ваша дела ».

Слово 22. О многообразном тщеславии.

Прп. Исидор Пелусиот

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

На слова: да просветится свет ваш , и о том, что не противоречит сие сказанному: внемлите милостыни вашея и т.д. (6:1) .

Ничего, досточудный, нет лучше доброй славы, разносящейся всюду, проходящей и сушу, и море; и сокровищ Крезовых никто не сравнит с нею. А потому и Премудрый Соломон сказал: лучше имя доброе, нежели богатство многое, паче же сребра и злата благодать благая (Притч. 22:1) , и Христос повелел: да просветится свет ваш пред человеки не для того, чтобы мы жили для славолюбия - да не будет сего! Христос искореняет оное, повелевая и молитву, и милостыню творить не принародно, и от одной руки таить то, что сделано другою - но для того, чтобы никому не подавали мы повода к соблазну.

В таком случае и против воли нашей свет дел озарит видящих и обратит к славословию Божию. Ибо сие разумеет Христос в указанных словах, и это видно из того, что не сказано: «да прославитесь вы», но сказано: да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на небесех.

Письма. Книга II.

Совершающим добрые дела, когда дела сии бывают явны, служит то на пользу, почему и Спаситель сказал: да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех. Однако же, поскольку иные имеют в виду при сем не Владычнее слово, но свою славу, Спаситель дал такой совет: внемлите милостыни вашея не творити пред человеки; аще ли же ни, мзды не имате (Мф. 6:1) .

Первыми словами выражается благонравие и любовь к добру, которые не могут укрыться, когда бы и хотели сего делающие; а вторыми обуздывается славолюбие. В первых Господь воспрещает порок, а в последних - желание делать на показ. Последнее не противоречит первому, но воспрещает пороки, как бы неразрывно следующие за добродетелями.

Всякая добродетель, совершаемая не на показ, в собственном смысле может быть названа добродетелью, и действительно есть добродетель. Если же она увлекается в славолюбие, то перестает быть истинною добродетелью. Ибо умалчиваю о том, что подающие милостыню на показ, делают сие не по добротолюбию, но для того, чтобы выставить на позор чужие бедствия. Услаждаясь тем, что именуются милостивыми, они не отказываются преувеличивать чужие беды.

А сие: да просветится свет ваш - сказано не с тем, чтобы мы величались, но в том смысле, что делу доброму невозможно оставаться в тайне, если бы и скрывали его делающие. Как светильник, показавшись в безлунную ночь, сам собою обращает к себе взоры, так и добродетель, против воли обладающих ею, обыкновенно озаряет всех.

Письма. Книга III.

Прп. Макарий Великий

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Однако разве возможно благотворящим не быть явными для всех? Ведь и Сам Господь говорит: Да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

[На этот вопрос можно ответить так]: Господь, [говоря это], подразумевает, чтобы вы, свершая всякое благое деяние, подвизались бы во славу Божию, а не ради собственной славы и чтобы искали вы не похвал недолговечных человеков и не радовались им, а принимали похвалу и славу от одного только Бога, как говорит блаженный Давид: О Тебе похвала моя (Пс. 21, 26) и О Господе похвалится душа моя (Пс. 33, 3) . И Апостол заповедует все совершать во славу Божию, даже есть и пить: Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию (1 Кор. 10, 31) . А ищущих славы и похвалы от людей Господь объявляет неверующими, изрекая: Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете ? (Ин. 5, 44) .

Великое послание.

Прп. Исаак Сирин

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Хранение заповедей еще ниже духовной любви. И поелику много таких, которые хранят заповеди из страха или ради награды в будущем, а не по любви, то Господь многим убеждает к хранению заповедей по любви, чтобы ими сообщался душе свет. И еще: да видят люди ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех . Но в душе не могут быть видимы добрые дела, каким научил Господь, если не будут сохранены заповеди.

Слово 55.

Прав. Иоанн Кронштадский

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Не надо никогда забывать, что все мы - едино тело и должны поощрять друг друга к любви и добрым делам; особенно же мы - пастыри должны это помнить и делать. Да, мы должны помнить, что если мы светлы душою, стоим твердо в вере и благочестии, то и паства наша бывает тверже, светлее и чище жизнию: если глава светла, светлы и члены, а если мы потемнели душою от страстей многоразличных, темнее будет и тело Церкви - паства наша, потому что тесная связь находится между главою и членами, между пастырем и пасомыми. Потому и сказал Господь: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного . Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма (Мф. 6:23) ? Итак, дума­ешь ли ты, что твое чревоугодие, твое любостяжание не отзывается гибельно на пастве твоей, во-первых, от твоего нерадения о душах, ибо какое радение о душах у того, кто радеет о рублях? - никакого; он давно Иуда злочестивый и льстивый: говорит о спасении души за деньги и напоказ, чтоб люди его хвалили. Да, если свет в пастыре помрачается, то он необходимо помрачается и в пастве по тесной духовной связи его с нею - главы с членами. Ты делаешь дома грех, например жадничаешь, скупишь­ся, завидуешь, ссоришься, а это отдается и вне, на при­хожанах: твоя душа расслабела, а их души и тем более. Крепко ты стоишь в душевных доблестях - и они тверды. Стоишь на молитве и усердно молишься за них - и они это чувствуют; укрепляешься духовно ты - укрепляются и они, расслабеваешь ты - расслабевают и они. Господи! Помилуй мя! (Заметь: как это бывает в классе с ученика­ми и с тобою, так и здесь, в приходе, - стены домов для духа ничего не значат. Или как бывает при столкновении с людьми: ты хорошо себя чувствуешь - и они, ты дурно - и они дурно, ты искушен - и они терпят искушение.)

Дневник. Том VIII.

Не блестящий крест на персях, а светлость лица, просвещенного благодатию Христовою, нужна мне; светлое, или святое житие по заповедям Христовым. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного . Если златой крест буду носить на персях, а в сердце буду кипеть страстию бесчестия, не обличением ли будет моего жития этот крест? Если златой крест буду носить, а душу полагать за ближних не буду, самоотвержению обучаться не стану - не обличением ли непрестанным будет для меня крест?

Дневник. Том XIV. Сентябрь.

Блж. Августин

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Блж. Феофилакт Болгарский

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрыя дела и прославляли Отца вашего Небесного

Не сказал: «вы показывайте свою добродетель» (ибо это нехорошо), но «да светит » она сама так, чтобы и враги ваши удивились и прославили не вас, но Отца вашего Небесного . Поэтому, когда мы делаем добро, то должны делать его для славы Божией, а не для нашей.

Толкование на Евангелие от Матфея.

Евфимий Зигабен

Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на Небесех

Говоря: да просветится , не повелевает выставлять напоказ добродетель, но исполнять ее на деле, а она уже сама по себе обыкновенно светит, и распространяется наподобие благовонного мира. Посему чистота вашей жизни и учения пусть светит пред людьми не ради человекоугодия, но да видят ваша добрая дела , в поступках и словах, и пусть подражают им. Кроме того, да прославят Отца вашего, Иже на небесех , т.е. Бога, Которому вы усыновлены чрез веру; а Его сыновья – Мои братья. Восхвалят Его, как учредившего такую жизнь. Конечно, Сам Христос учредил ее, но Свои дела Он часто приписывает Отцу, как и после увидим, конечно, воздавая этим честь Отцу и вместе показывая, что Он составляет одно с Ним как по природе, так и по воле. Когда вы совершаете, говорит, добрые дела, то пусть от них светит вам свет, и он обыкновенно светит сам собою, исходя от добрых дел, хотя бы никто не распространял его.

Толкование Евангелия от Матфея.

Еп. Михаил (Лузин)

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Так да светит и прочее. Пусть ваша вера, добродетельная жизнь и ваше чистое исповедание веры будут видимы и известны всем и везде: во всяком положении общественном, на всех должностях, дома и вне, в счастье и несчастье, в богатстве и бедности.

Прославляли Отца и прочее. Побуждение, по которому христиане должны так являться миру, а не для того, чтобы быть только на виду у людей (что было бы хвастовством), но единственно ради славы Отца Небесного: «не сказал: вы показывайте свою добродетель - это не хорошо, но - да светит она сама, так чтобы и самые враги ваши подивились и прославили - не вас, но Отца вашего Небесного» (Феофилакт; ср.: Златоуст). Фарисеи показывали свои добродетели миру, чтобы быть на виду у людей (ср.: Мф. 6:2 и далее); христианин должен заботиться не об этом, но о том, чтобы через него давали люди славу Богу, видя высокую жизнь их и чистоту веры; не собственное тщеславие, которое строго воспрещено Спасителем (Мф. 6:2 и далее), но слава Божия - вот цель поведения христианина в отношении к другим.

Толковое Евангелие.

Анонимный комментарий

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

То есть так просвещайте, учите, чтобы люди не только слышали ваши слова, но и видели ваши добрые дела; чтобы вы, как свет, просвещали их словом, приправляя, как солью, примером ваших дел. Ибо кто учит и поступает так, как учит, тот действительно учит; но кто не делает того, чему учит, тот не учит другого, а осуждает самого себя. И лучше делать и не учить, чем учить и не делать. Поскольку кто делает, хотя и умалчивает об этом, тот кого-нибудь исправит своим примером, а кто учит и не делает, тот не только никого не исправит, но даже многих введет в соблазн. И действительно, кто же не подвигнется ко греху, если увидит самих учителей, согрешающих против благочестия? Следовательно, Бог возвеличивается через тех учителей, которые и учат, и делают; а теми, кто учит, но не делает, Он хулится.

Ибо учитель должен быть украшен всеми добродетелями. Он должен быть нищ, чтобы свободно обличать алчность. Должен постоянно воздыхать и плакать о своих или чужих грехах, чтобы устыжать тех, кто грешит, не задумываясь, и тех, кто, согрешив, не печалится о своих прегрешениях. И потому пусть воздыхает и рыдает, чтобы показать этим, что для верных сей мир тяжел и полон опасностей. Должен быть алчущим и жаждущим правды, чтобы иметь силу и уверенность понуждать ленивых словом Божиим или бичом порицания к доброделанию или чтению [Писания], и понуждать более своим примером, чем на словах. Должен быть кротким, управляя Церковью, чаще прощать, чем наказывать, чтобы вызывать не страх, а любовь. Должен быть милосерден к другим, к себе же суров, чтобы именно на себя возлагать тяжкий груз правды, а на других легкий. Должен быть чист сердцем, чтобы не только не вмешиваться в мирские дела, но и вообще не помышлять о мире.

Лопухин А.П.

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Приветствие принимает сильно патетический тон и речь отличается большой красотой особенно на греческом и, вероятно, на всех языках. Соль земли, город, поставленный на горе и видный всем, “вы свет”, “светильники”, которых никто не ставит под сосудом, - и затем опять “свет, который должен светить всем людям, все эти поэтические образы здесь перемешиваются и представляют из себя мерцающий блеск бриллиантов, поворачиваемых то в одну, то в другую сторону. Свет исходит столько же от лиц, сколько и от их “добрых дел”, которые им свойственны. Эти дела пусть видят люди и прославляют за них Отца Небесного. Слово καλός (= лат. pulcher) (в выражении τα καλά έργα) указывает больше на внешнюю красоту дел, “на проявление добра в похвальных действиях”, чем только на мысль о них или на нравственно-теоретическое их достоинство. Различие между αγαθός и καλός, на русском языке выразить трудно. Оба слова значат: добрый. Но первое значит добрый сам по себе, независимо от внешнего проявления, а второе, прежде всего, - красивый, нравящийся, приятный. Спаситель говорит здесь о делах не только хороших, добрых самих по себе, но и красивых, приятных на вид, свет от которых столь же приятен и нужен, как свет солнца или светильника в темной комнате.

Троицкие листки

Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного

Не сказал Господь: вы показывайте свою добродетель, - ибо это нехорошо, так делали только тщеславные фарисеи, но сказал: Так да светит свет ваш пред людьми - пусть сами собой светятся; ваша вера, ваша добрая жизнь, - пусть они будут так велики, чтобы и скрыть их было невозможно, хотя бы вы и старались всячески их укрывать от взоров людских. Всякое доброе дело само по себе светло; делай его тайно; его свет сам просияет, когда это будет угодно Богу - Светодавцу. И в счастье, и в несчастье, и в богатстве, и в бедности, во всяком звании и состоянии пусть сияет ваша правая вера, ваша святая жизнь. Если хорошо будете жить, то будете способствовать к славе имени Божия, чтобы они видели ваши добрые дела (самые враги ваши) И , удивляясь им, прославляли - не вас самих, но Отца вашего Небесного , прославляли за то, что Он повелел людям так хорошо жить. А худой жизнью и людей погубите, и подадите случай к хуле имени Божия. «Не сказал Господь: прославляли Бога, - замечает святитель Иоанн Златоуст, – но – Отца, указывая на то преимущество, которое будет даровано им». Кто сам живет добродетельно, тот и без слов учит лучше слова. Но не к одним апостолам относятся слова Христовы: Спаситель учит всех Своих последователей: чем выше стоишь ты, тем больше берегись соблазнять других дурным примером своим. Но пусть ты и не высоко стоишь, пусть ты и незнатен, и беден, и нищ: делай добро, какое можешь, и свет твоего добра просияет и согреет людей, близких тебе; и они прославят за тебя Отца Небесного. Евангельская вдовица только две лепты опустила в сокровищницу церковную, но и это малое доброе дело ее стало всему миру известно, и будет во веки сиять, как светлая звездочка, в том Божием небе, где и малая искра светлее здешнего солнца.

Троицкие листки. №801-1050.