О казни министра государственной безопасности всеволода меркулова, арестованного как пособника лаврентия берии, его семья узнала только из газет. О казни министра государственной безопасности всеволода меркулова, арестованного как пособника лаврентия бери

Образование получил в Оренбургской школе прапорщиков (1917). В 1916 призван в армию. Участник 1-й мировой войны, прапорщик. В сент. 1917 служил в 331-м пехотном Орском полку. С марта 1918 жил в Тифлисе, безработный. С авг. 1918 делопроизводитель и учитель в училище для слепых. В сент. 1921 принят на службу в органы ЧК, работал в аппарате Закавказской и Грузинской ЧК (затем ГПУ), с февр. 1929 - в ГПУ Аджарской АССР, с мая 1931 - в ГПУ ЗСФСР. В 1925 вступил в ВКП(б). С 1931 -на партработе. В 1931-34 пом. секретаря Закавказского крайкома ВКП(б), которым в это время был Л.П. Берия, стал его ближайшим помощником и доверенным лицом, позже всегда пользовался покровительством Берии. Написал брошюру о Берии "Верный сын партии Ленина - Сталина". В 1934-37 зав. советско-торговым отделом крайкома. В 1937-50 депутат Верховного Совета СССР. В 1937-38 зав. промышленно-транспортным отделом ЦК КП(б) Грузии. Принимал участие в организации массовых репрессий. В авг. 1938 вызван Берией в Москву и 1.9.1938 назначен зам. нач. Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. С 15.12.1938 1-й зам. наркома внутренних дел СССР и нач. ГУГБ. Руководил чисткой аппарата от ставленников Н.И. Ежова, продолжил политику арестов и репрессий. Считался одним из самых жестоких следователей НКВД, лично руководил пытками подследственных. В 1939-52 член, с 1952 кандидат в члены ЦК партии. Последовательно отстаивал полную независимость (в т.ч. и от прокурорского надзора) ГУГБ. Осенью 1939 руководил операцией по "выявлению и изоляции" вредных элементов в Польше, а затем массовой чисткой в Западной Украине. В 1940 входил в состав "тройки", занимавшейся подготовкой и утверждением расстрельных списков пленных польских офицеров, осуществлял главное руководство операцией. Когда 3.2.1941 из НКВД был выделен Наркомат государственной безопасности СССР, Меркулов стал наркомом. 20.7.1941 НКГБ и НКВД были вновь объединены, и Меркулов опять стал 1-м зам. Берии, причем ему было поручено руководить 2-м (контрразведка) и 3-м (секретно-политическим) управлениями, управлением коменданта Московского Кремля, 3-м спецотделом (обыски, аресты, наружное наблюдение), 1-м отделом (охрана правительства) и Мобилизационной частью. Автор пьесы "Инженер Сергеев" о советском патриотизме и борьбе с "фашистскими прихвостнями" (под псевдонимом Всеволод Рокк). 14.4.1943 НКГБ СССР вновь стал самостоятельным ведомством во главе с Меркуловым 4.5.1946 снят с поста и заменен B.C. Абакумовым. Это стало одним из поражений Берии, который был "на ножах" с Абакумовым. Комиссия ЦК под председательством А.А. Кузнецова рассмотрела ошибки Меркулова и обвинила его в том, что во время войны было прекращено преследование троцкистов. Почти год Меркулов был не у дел и лишь 25.4.1947 был назначен нач. Главного управления советским имуществом за границей при Совете министров СССР. 27.10.1950 назначен министром государственного контроля СССР. Вскоре после ареста Берии Меркулов 18.9.1953 также был арестован, а 16.12.1953 официально снят с поста министра "в связи с тем, что Прокуратурой СССР вскрыты преступные, антигосударственные Действия Меркулова в период его работы в органах МГБ И МВД СССР". Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР вместе с Берией и другими 23.12.1953 приговорен к смертной казни. Расстрелян.

«Вы били?» - «Да, бил, следуя примеру Берия, - с обезоруживающей простотой ответил Меркулов в 1953-м на допросе в прокуратуре и тут же пояснил: - Во время допроса какого-то арестованного Берия лично несколько раз ударил арестованного и в ходе дальнейшего допроса предложил мне также ударить арестованного. Мне это было отвратно, так как никогда до того, даже в детстве, я не дрался и не бил никого, но я не смел ослушаться, считая, что раз сам Берия бьет, значит, это правильно и, опасаясь прослыть за мягкотелого интеллигента, я также нанес несколько ударов по лицу арестованного».

Это было осенью 1938-го, когда Берия, будучи назначенным первым заместителем наркома внутренних дел Ежова, готовился занять его должность. С собой из Тбилиси он привез и расставил на ответственные посты в НКВД своих ближайших соратников. Один из них - Меркулов - сразу же получил должность заместителя начальника Главного управления госбезопасности и чин комиссара ГБ 3-го ранга. «Первый месяц после приезда в Москву Берия заставлял меня ежедневно с утра и до вечера сидеть у него в кабинете и наблюдать, как он, Берия, работает». Эти уроки не были напрасными. Как показал на следствии Меркулов, «в те времена били систематически», и он тоже включился, не желая выглядеть перед следователями «чистеньким».

Что же должно было произойти со страной, с людьми, чтобы от природы добрый и мягкий, выросший в хорошей дворянской семье мальчик сделал большую карьеру по карательному ведомству, дослужившись до руководителя органов госбезопасности СССР. У него, в отличие от множества других чекистов, не было недостатка в образовании. Родившийся в 1895-м в городе Закаталы Кавказского наместничества Всеволод Николаевич Меркулов окончил в Тифлисе гимназию с золотой медалью, 3 курса физико-математического факультета Петроградского университета. И оказался самым высокообразованным в кругу бериевцев. Но подвело происхождение. Отец - дворянин, военный в чине капитана, служил начальником участка Закатальского округа. Мать, урожденная Цинамзгваришвили, дворянка. В 1899-м или 1900-м отец Меркулова был осужден за растрату денежных средств в размере 100 рублей, сидел 8 месяцев в тюрьме в Тифлисе, подавал прошение о помиловании, считая себя жертвой клеветы. Потом и отец, и мать зарабатывали на жизнь, давая частные уроки. В 1908-м отец умер.

Университет Меркулову окончить не довелось. В октябре 1916-го он был призван в армию и направлен в Царицын в студенческий батальон. Через 3 недели - в Оренбург, в школу прапорщиков, которую окончил в марте 1917-го. Получил назначение в Новочеркасск в запасной полк, где пробыл до августа. В боевых действиях Меркулов не участвовал. В октябре 1917-го был брошен с ротой на Луцкое направление, находился в районе реки Стоход до развала фронта. Солдаты и офицеры массово бросали фронт. Младший офицер Меркулов оставался верен присяге. Наконец в апреле 1918-го прибыл в Тифлис. Заняться Меркулову было решительно нечем. Он поселился у сестры, стал издавать рукописный журнал, печатая на шапирографе копии, и продавал их по 3 рубля. В июле 1918-го Меркулов женился на Лидии Дмитриевне Яхонтовой и переехал жить к ней. В сентябре 1918-го он поступил на работу в школу для слепых, вначале делопроизводителем, затем преподавателем.

Как признавал сам Меркулов, в 1918-м он был аполитичен. В 1919-м вступил в общество «Сокол», где занимался гимнастикой, участвовал в вечерах, самодеятельных спектаклях. Здесь под влиянием мужа сестры - Цовьянова - познакомился с марксистской литературой и ко времени советизации Грузии хотел вступить в партию, «но не знал, где и как это можно осуществить».

В изложении Меркулова, история его поступления на службу в ЧК проста и обыденна. Его больше не устраивала работа в школе для слепых, и он обратился к своему большевистски настроенному товарищу по гимназии Бошинджагяну. Тот обещал поговорить с кем надо и свел Меркулова с Такуевым из грузинской ЧК. В сентябре 1921-го Меркулова приняли на должность помощника уполномоченного транспортного отдела, а вскоре перевели на должность уполномоченного экономического отдела ЧК Грузии.

Но так ли гладко все обстояло на самом деле? В 1934-м бывшая чекистка из Тифлиса написала на имя Ежова довольно безграмотное анонимное заявление с историей вербовки Меркулова в тайные осведомители (во всех цитатах орфография и пунктуация оригинала). Его после советизации Грузии вызвали в ЧК и попросили быть осведомителем по белому офицерству. Меркулов долго отказывался, чем «наконец вывел из терпения чекистов, они его посадили в хороший погреб и каждый день хорошо лупили и до тех пор, пока не согласился работать для ЧК». Написавшая эту анонимку чекистка, по ее словам, «живая свидетельница», потому как при сем присутствовала. В 1923 г. она уехала на Северный Кавказ, а вернувшись, услышала от своего бывшего сослуживца - оперуполномоченного, вербовавшего в свое время Меркулова, что «этот беляк сделал для себя карьеру и теперь самый первый помощник Берия». Свое письмо она заканчивала боевым призывом: «Дорогой т. Ежов гони этих приверженцев капитала. Ты хорошо знаешь, как они лезут во все щели я хорошо помню как он говорил этому уполномоченному что ему как офицеру даже неудобно слышать такое предложение уполномоченного и ни за что не хотел сообщать о своих товарищах белых… Сегодня встрела того упалномоченного. Он мне сказал что теперь даже дошло до того что жизнь беляка Меркулова охраняють чекисты. Здорово правда? Пока неизвестная для тебя кандидатка ВКП(б) Н. 18 июля Тифлис».

Действительно, путь в ЧК для многих будущих высокопоставленных работников начинался с тайного сотрудничества, а для выходцев из «непролетарской среды» это было почти правилом. Они должны были на конкретных тайных поручениях доказать свою преданность системе.

Осенью 1922-го Берия был переведен из Баку в Тифлис на должность заместителя председателя ЧК Грузии. Теперь Меркулов служил под его началом. И Берия его заметил. Знакомство состоялось в 1923-м, когда группа сотрудников выпустила к 1Мая печатный сборник со статьями и заметками сотрудников ЧК Грузии. Берии понравилась статья Меркулова, и он вызвал его к себе. Как пишет об этом Меркулов, Берия с первого взгляда разгадал его характер - человека скромного, застенчивого и несколько замкнутого - и увидел возможность использовать его способности в своих интересах, причем без риска иметь в нем соперника.

Теперь карьера Меркулова в ЧК развивается стремительно. Уже в мае 1923-го стараниями Берии он был назначен начальником экономического отдела ЧК Грузии, с 1925-го он начальник информационно-агентурного отдела Закавказской ЧК, с 1929-го - зам-пред Аджарского ГПУ, с мая 1931-го - начальник секретно-политического отдела Полпредства ОГПУ по Закавказью. Заминка вышла в другом. Социальное происхождение Меркулова изрядно осложнило его вступление в партию. Будучи сотрудником ЧК, где для оперсостава членство в партии было обязательным, он дважды, в 1922-м и 1923-м, подавал заявление. Лишь на второй раз, в мае 1923-го, его приняли кандидатом с двухлетним испытательным сроком. В 1925-м подал заявление о приеме в члены партии, его как будто приняли, но партбилет так и не выдали. Только вмешательство Берии спасло ситуацию. В 1927-м Меркулову наконец выдали партбилет члена ВКП(б) с указанием стажа с 1925-го.

Для Меркулова Берия был не только благосклонным начальником, но и спасителем. Без его заступничества он мог легко вылететь и из ВКП(б), и из ГПУ в ходе регулярных кампаний чисток партии и проверок учета партийных документов. Поэтому особенно тяжело Меркулов переживал свою ошибку, когда в 1928-м в отсутствие Берии, поддавшись уговорам сослуживцев, тоже, как все, подал критическое заявление о невозможности работы с Берией. Потом каялся. И Берия его простил. С этих пор Меркулов был безмерно благодарен и особенно предан Берии, испытывая постоянное чувство вины за тот промах.

А Берия метил высоко. Как отмечал Меркулов, «Берия шел к власти твердо и определенно, и это было его основной целью». Однажды в 1930-м или 1931-м Сталин в шутку спросил у Берии: «Ты что, секретарем ЦК хочешь быть?» - и Берия, не смутившись, ответил: «Разве это плохо?» В октябре 1931-го Сталин перевел Берию из ОГПУ на партийную работу и назначил секретарем ЦК КП(б) Грузии. С собой в аппарат ЦК Берия перетащил и Меркулова, назначив своим помощником. Теперь его литературный талант раскрылся в полной мере. Меркулов составлял различные справки, писал для Берии доклады и статьи. Участвовал в редактуре знаменитого доклада «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», с которым Берия выступил в 1935-м, подготовил для «Малой советской энциклопедии» статью о Берии, а в 1940-м в издательстве «Заря Востока» выпустил отдельным изданием биографический очерк о нем - «Верный сын партии Ленина-Сталина» объемом 64 страницы и тиражом 15 тысяч экземпляров, состоящий из неумеренных восхвалений и воспевания заслуг Берии.

В 1934-м Меркулов стал заведующим отделом советской торговли Закавказского крайкома ВКП(б), с 1936-го возглавил особый сектор, а с июля 1937-го - промышленно-транспортный отдел ЦК КП(б) Грузии. Его партийная работа завершилась так же, как и началась. В сентябре 1938-го по предложению Берии он перешел вслед за ним на работу в НКВД в Москву. Как позднее писал Меркулов, «признаюсь, мне было тогда по приезде в Москву страшно тяжело работать в НКВД СССР, чего я никак не ожидал, едучи в Москву. С одной стороны, у меня не оказалось поначалу достаточных оперативных навыков <...>, с другой стороны, новые чекистские «методы», применявшиеся тогда и не известные мне до того времени (я ведь уже 7 лет был на партработе), меня крайне угнетали». Но ничего, Меркулов сдюжил. Он вошел в ближайший круг Берии, хотя и отмечал ревниво, что в Москве Берия к нему охладел и ценит больше Богдана Кобулова. В знак приближенности и особого доверия своих ближайших соратников Берия наградил шутливыми кличками. Меркулова звал - Меркулич.

В декабре 1938-го Меркулов возглавил Главное управление госбезопасности и стал 1-м заместителем наркома внутренних дел. Берия поручал ему самые важные дела и расследования. По его указанию Меркулов лично отвез тело насмерть забитого на допросе маршала Блюхера на кремацию. Именно на допросе у Меркулова 13 апреля 1939-го после пяти месяцев молчания «сознался» в участии в «ежовском заговоре» Ефим Евдокимов - человек с легендарным анархистско-эсеровским прошлым, поступивший в 1919-м на службу в ЧК. Отказавшись от этих признаний на суде, Евдокимов заявил, что не выдержал: «Меня сильно били по пяткам».

Согласно решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940-го Меркулов возглавил «тройку» НКВД, которой предстояло вынести решения о расстрелах польских военнопленных и гражданских лиц. По решениям этой «тройки» весной 1940-го были расстреляны 21 857 человек, из них в Катынском лесу под Смоленском - 4421 человек. Роль Меркулова не ограничилась руководством «тройкой». Он лично выезжал в Белоруссию проверить, как идут расстрелы поляков - гражданских лиц - в рамках решения от 5 марта 1940-го. Как отмечалось в отчете МГБ Белоруссии, «в 1940 году тов. Меркулов приезжал специально по делу ведения следствия и приведения приговоров в исполнение на арестованных в западных областях Белорусской ССР». Осенью 1943-го, будучи наркомом госбезопасности, Меркулов приложил усилия скрыть злодеяние НКВД в Катыни. Еще до эксгумации, проведенной Бурденко, он направил туда сотрудников 2-го управления НКГБ для заметания следов - они перекапывали захоронение, подбрасывая ложные документы, готовили лжесвидетелей и т.п.

В ходе следствия по делу Берии генеральный прокурор Руденко обратил внимание на опубликованные в 1952-м в США свидетельства о том, что Берия, принимая в 1940-м группу польских офицеров, в косвенной форме признал факт убийства польских военнопленных, заявив, что в отношении этих лиц «мы допустили большой промах. Мы сделали большую ошибку». Примерно то же в октябре 1940-го говорил и Меркулов, когда речь шла о формировании польской бронетанковой дивизии. Руденко ухватился за возможность обвинить Берию и Меркулова в разглашении тайны катынского расстрела. Меркулову 21 июля 1953-го был поставлен прямой вопрос: что он тогда ответил полякам? Меркулов вспомнил, что принимал в октябре 1940-го поляков во главе с Берлингом. А какой он им дал ответ на вопрос о людях из Козельска и Старобельска, не помнит, и об ответе Берии тоже не помнит. Тогда его напрямую спросили: «А не ответили вы, что была допущена большая ошибка?» Меркулов: «Смешно было бы говорить о возможности такого ответа. Разумеется, я такого ответа не давал. В моем присутствии Берия тоже не давал польским офицерам такого ответа».

В ноябре 1940-го Меркулов в свите Молотова отправился в Берлин на переговоры с руководителями Третьего рейха. Ему посчастливилось присутствовать на завтраке, устроенном Гитлером в Имперской канцелярии 13 ноября в честь советской делегации. А вечером того же дня Молотов дал ответный ужин в советском посольстве в Берлине, на который помимо Риббентропа прибыл и рейхсфюрер СС Гиммлер. Пожалуй, это была историческая встреча. Пусть и формальный, но контакт НКВД - гестапо состоялся. Хотя, конечно, двум злодеям - Гиммлеру и Меркулову - было не до задушевных разговоров о тайнах их профессии, да и разве об этом скажешь в рамках дипломатического протокола. Вот им бы встретиться с глазу на глаз!

В феврале 1941-го Меркулов занял пост во главе выделившегося из НКВД наркомата госбезопасности. В этот год его особенно часто Сталин принимает в своем кремлевском кабинете. В журнале посещений зафиксировано 22 визита. И неудивительно. Накануне войны по прямому указанию Сталина Меркулов затеял громкое дело против ряда высокопоставленных генералов РККА и руководителей оборонной промышленности, среди них были нарком вооружения Ванников и заместитель наркома обороны Мерецков. Как скажет потом в 1953-м на допросе Берия, к арестованным по этому делу применялись пытки, а Меркулов заявил ему, что «раскрыл подпольное правительство, чуть ли не Гитлером организованное». В 1953-м Меркулов продемонстрировал весьма своеобразное понимание того, что называть пытками: «…На допросах, производимых с моим участием и без меня, Мерецкова и Ванникова били рукой по лицу и резиновой палкой по спине и мягким частям тела, но нанесение этих ударов не превращалось при мне в истязание. Я лично тоже бил Мерецкова, Ванникова и некоторых других арестованных, но пыток к ним не применял».

Да уж, какие там пытки, ну просто поколачивали для взбадривания! Меркулова даже не смутило, что по указанию Сталина вскоре пришлось освободить и Мерецкова, и Ванникова. Приказал Сталин посадить и бить - сделал, приказал освободить - не проблема. Жизненным кредо Меркулова стала чеканная формула: «Любое указание товарища Сталина я выполнял безоговорочно». И точно так же он объяснял свое участие в других не менее отвратительных преступлениях - похищении и убийстве жены маршала Кулика, испытаниях ядов на приговоренных к смерти заключенных. В своих оправданиях Меркулов договорился до саморазоблачения: «Как работник НКВД, я выполнял эти задания, но, как человек, считал подобного рода опыты нежелательными».

Начало войны застает Меркулова за вполне мирным занятием. Он руководит массовыми депортациями из Прибалтики и Белоруссии. Как отмечал в отчете нарком госбезопасности Белоруссии Лаврентий Цанава, «в 1941 году, перед началом военных действий с фашистской Германией, тов. Меркулов по указанию директивных органов приезжал в Белоруссию специально для проверки проводимой тогда нами работы по выселению вражеских элементов из западных областей Белорусской ССР в глубь Советского Союза».

После слияния в июле 1941-го НКВД и НКГБ в единый наркомат Меркулов вновь занял должность 1-го заместителя наркома внутренних дел. В сентябре его отправляют в Ленинград для подготовки взрыва города в случае взятия его немцами, в октябре - в Куйбышев, руководить эвакуированной частью центрального аппарата НКВД. В это время, по мнению Меркулова, Берия теряет к нему интерес. Охлаждение отношений произошло, когда Берия в начале октября 1941-го сообщил Меркулову о тяжелой обстановке в Москве и что кого-то надо оставить для организации подпольной работы в случае вступления в Москву немцев. Меркулов отказался, и недовольный отказом Берия отправил его в Куйбышев.

В апреле 1943-го Меркулов вновь занял пост наркома госбезопасности. Ранее, 4 февраля 1943-го, ему присвоили звание комиссара ГБ 1-го ранга, а при переходе на обычные воинские звания 9 июля 1945-го он стал генералом армии. В годы войны Меркулов сочинил пьесу патриотического содержания «Инженер Сергеев», скрыв свое имя под псевдонимом Всеволод Рокк. Пока Меркулов был наркомом, пьеса, повествующая о подвиге инженера, взорвавшего электростанцию при приходе гитлеровцев, успешно шла в театрах.

Сталин не был доволен работой НКГБ и осенью 1945-го неоднократно высказывал желание сменить все руководство наркомата. У него был новый фаворит - начальник ГУКР СМЕРШ Виктор Абакумов. Первым делом из НКГБ в конце 1945-го был уволен заместитель наркома Богдан Кобулов. Весной 1946-го Меркулов занят разработкой новой структуры МГБ, но уже понятно, что его дни на посту министра сочтены. 4 мая 1946-го Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило новую структуру МГБ, и одновременно вместо Меркулова министром был назначен Абакумов. Процесс приема-передачи дел в МГБ был и болезненным, и мучительным для Меркулова. Абакумов всячески старался опорочить его работу. Сам Меркулов в письме Сталину в июне 1946-го правильно уловил истинные причины своего снятия: «Вы, товарищ Сталин, как-то назвали меня «робким». К сожалению, это правильно. Я стеснялся звонить Вам по телефону, стеснялся даже писать Вам по многим вопросам, которые я ошибочно считал в свое время не столь важными для того, чтобы отрывать у Вас время в период войны, зная как Вы заняты. Эта робость перед Вами привела меня к ошибкам, из которых самая тяжкая заключалась в том, что в нескольких случаях я не информировал Вас или информировал в смягченной форме о вопросах, по которым моя прямая обязанность была докладывать Вам немедленно».

По результатам приема–передачи дел в МГБ был составлен акт, в котором были отмечены «извращения и недостатки в следственной и агентурной работе», выразившиеся в том, что госбезопасность больше занималась выявлением так называемых антисоветских элементов, чем шпионов. Сыграл свою роль и случившийся в 1945-м громкий провал советской разведсети в США. В августе 1946-го в качестве партийного наказания Меркулова перевели из членов в кандидаты в члены ЦК ВКП(б).

Меркулов был правдив, когда писал о своей скромности и об отсутствии у него амбиций. И, в отличие от других бериевцев, имел совсем немного наград: орден Ленина (1940), орден Кутузова 1 степени (1944, за выселение чеченцев и ингушей), орден Красного Знамени (1944, за выслугу лет) и 9 медалей. Ну еще, конечно, знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (V)», выданный в 1931-м и орден Республики Тува. Не густо.

После снятия с должности министра госбезопасности Меркулов был назначен в августе 1946-го заместителем начальника Главного управления советским имуществом за границей (ГУСИМЗ) при Министерстве внешней торговли. С организацией в апреле 1947-го самостоятельного главка ГУСИМЗ при Совете Министров, Меркулов стал его начальником. Постепенно до него стали доходить сигналы, что Сталин к нему вновь благоволит. И действительно, в октябре 1950-го Меркулова назначили министром госконтроля СССР, а в октябре 1952-го на ХIХ съезде он сохранил позиции кандидата в члены ЦК КПСС. В период с 1946-го и до смерти Сталина Меркулов не виделся с Берией. Дважды он приходил к нему на прием в Совете Министров, но не был принят. Меркулов не обижался, он понимал: Берии он сейчас не нужен. Все моментально изменилось 5 марта 1953-го.

Накануне похорон Сталина Берия вызвал к себе Меркулова и предложил принять участие в редактировании речи, с которой собирался выступить на траурной церемонии. Меркулов был поражен настроением Берии: «Он был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то. Я был подавлен неожиданной смертью товарища Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно». Преданность и мистическая привязанность к Берии диктовали Меркулову и объяснение, и оправдание такому поведению. Он решил, что это проявление выдержки государственного деятеля - просто умение Берии владеть собой. И 11 марта 1953-го Меркулов написал Берии теплое письмо, в котором, вопреки здравому смыслу и презрев личные выгоды, выражал готовность оставить работу министра и занять любую должность в МВД: «…Если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь».

Арестовали Меркулова 18 сентября 1953-го - позже всех других, оказавшихся на скамье подсудимых вместе с Берией. Формально его даже не вывели из кандидатов в члены ЦК КПСС. Ход расследования дела Берии и открывающиеся все новые и новые преступления, совершенные при участии Меркулова, не давали ему шансов остаться на свободе. В декабре 1953-го его вместе с Берией и другими приговорили к расстрелу (кремировали и похоронили на Донском кладбище). В своем последнем слове Меркулов просил снять с него «контрреволюционные статьи» и судить его по другим статьям Уголовного кодекса и, конечно, сожалел о сгубившей его близости к Берии: «Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком».

А сам Меркулов, оставался ли он честным перед самим собой, понимал ли, что с ним произошло? Государственная машина убила в нем зачатки всего человеческого. Не обделенный талантами от природы - склонный к литературному творчеству, умевший хорошо рисовать, он мог бы прожить совсем иную жизнь. Но он выбрал путь злодея и палача.

29 мая 2000 года
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» истец по делу о реабилитации Л. Берии и его сподвижников, сын бывшего министра Госконтроля СССР Рэм Меркулов.
Эфир ведут Марина Старостина и Антон Долин.

М. СТАРОСТИНА - Я приветствую в нашей студии Рэма Меркулова. Он является сыном Всеволода Меркулова, министра Госконтроля СССР. Как известно, Верховный суд России сегодня рассмотрел вопрос о реабилитации Лаврентия Берии и Всеволода Меркулова, а также Богдана Кобулова, Сергея Гаглидзе, и оставил в силе вынесенный им еще в 1953 году приговор о смертной казни. Рэм Всеволодович, то, что сегодня произошло, было ожидаемо?
Р. МЕРКУЛОВ - В общем, да, потому что где-то около года назад я разговаривал с тем военным полковником, который занимался этим делом. И, судя по тому, что он мне сказал, бесполезно ждать какого-то положительного решения. Я даже сегодня не выступал. В деле фигурирует только обвинение, нет никакой защиты. Ни одного слова не было о том, что все эти действия, которые выполнял в частности мой отец, являлись приказами вышестоящего Сталина, Молотова и всех тех, кто был в то время. А здесь фигурировал только он: «выполнял» и т.д. Например, фигурировало дело о лаборатории Мэя Руновского, который занимался испытаниями ядов на арестованных. Указывалось, что это под руководством Берии и Меркулова. Но это не так. Был получен приказ. Я помню, мне мать говорила, что пришел отец, не мог заснуть несколько ночей. Он говорил: «Сталин поручил мне сделать такую нечеловеческую вещь» А в деле фигурирует, что все это сделано здесь. И потом, бесполезно. Я даже не выступал здесь. Выступали здесь двое: от Деканозова, от Мешика. Я даже не выступал на этом заседании, потому что это бесполезное дело. Всегда, если рассматривают такие вопросы, должна быть защита. То есть, должны быть две стороны, а здесь только обвинение. Обратите внимание на то, что там не было ни одного слова о том, под чьим приказом все это выполнялось. Все это выполнялось по приказам руководства страны: Сталина, Молотова, Микояна, Кагановича и других. Естественно, как военный человек, (так же, как и я, прослуживший 30 лет, если мне что-то приказывают, я должен выполнить), там выполнялись все эти указания. Тем более что мой отец все последние 10 лет не работал с Берией. Он был в министерстве Госконтроля. И перед самым арестом у него было два инфаркта. То есть, ни о каком сговоре с целью захвата власти речи не было. Если посмотреть учебники по истории, там говорится не о заговоре Берии, а о заговоре Хрущева против Берии. Что, собственно говоря, и было. Так что я считаю, что, конечно, суд и не мог установить иного, потому что нельзя ориентироваться только на те материалы следствия или суда, который был когда-то. Кстати, он был без защиты, все это проходило в течение одного дня. То есть, все это было в свое время явно недемократично.
А. ДОЛИН - Если говорить о какой-то человеческой справедливости, о том, была она сегодня восстановлена или нет, - это, конечно, вопрос очень спорный. Но если говорить об исторической справедливости, о которой сейчас говорите Вы, как, по-Вашему, вообще возможно ее восстановить, если суд достаточно быстро выносит такое решение? Более того, Вы говорите, что заранее были уверены в том, что это решение будет именно таким. Каким же образом можно если не переписать историю, то вписать в нее какие-то отсутствующие страницы?
Р. МЕРКУЛОВ - Дело в том, что в то время у многих были дети, которые были в свое время арестованы. Всех детей либо арестовали, либо выслали, либо делали каким-то другим образом. Единственный я остался в армии, дослужился до полковника, был начальником кафедры в вузе. То есть я считал, что это даже не ради моих способностей, а просто чтобы люди знали о том, что все это ерунда, что просто получилось так, чтобы нужно было убрать людей, которые были рядом с Берией. Как все это можно исправить? Возможно, Дума должна решать эти вопросы, потому что там, где гражданские лица, где можно обсудить и за, и против… Если почитать литературу, в последнее время издано большое количество книг, где очень много говорится о моем отце. Ни одного плохого слова нигде не было. Все говорили о спокойном, вдумчивом, интеллигентном человеке. Он писал пьесы, которые шли по всему Советскому Союзу. Помню даже такой случай. Он написал еще одну пьесу во время войны, она должна была выйти на сцену. Но на одном из приемов (отец стоял около Сталина) подошла какая-то актриса и сказала: «Знаете, Ваш министр пишет замечательные пьесы». Сталин повернулся в сторону отца и сказал, что министру надо заниматься шпионами, врагами советской власти, а не писать пьесы. На этом карьера отца как писателя закончилась. После такого высказывания Сталина он больше не мог заниматься этими вопросами.
М. СТАРОСТИНА - Рэм Всеволодович, все-таки Вы считаете все обвинения, которые выдвинуты против Вашего отца, необоснованными? Вы его полностью оправдываете?
Р. МЕРКУЛОВ - Я его оправдываю, потому что хорошо знаю всю эту работу. Я сам работал в органах госбезопасности, немножко занимался этим делом, и я знаю, что можно обвинить кого угодно. Любая вещь там можно считать, что это правильно, это неправильно. И если просмотреть тех, кого обвиняли вроде от имени отца, они тоже наверняка во всем соглашались, так же, как соглашался отец. Как добывались эти объяснения и ответы, известно. Либо бьют, либо говорят: «Не говорите о Хрущеве и еще о ком-то, потому что тогда мы смягчим Вашу участь».
А. ДОЛИН - Рэм Всеволодович, скажите, когда Вы первоначально подавали это заявление и вообще начали ворошить это дело, наверное, за какое-то время до этого это казалось вообще невероятным, но, тем не менее, Вы рассчитывали именно на попытку восстановления исторической справедливости или, скажем, на какое-то возмещение со стороны государства? Я напомню, что сегодня еще трое сподвижников Берии были частично реабилитированы. То есть было признано, что эти обвинения были выдвинуты не вполне несправедливо, и должен был быть не расстрел, а 25 лет. А также была как бы отменена постфактум конфискация имущества. И теперь они в теоретическом плане могут пытаться востребовать через разные инстанции это имущество. В отношении Вашего отца такого решения принято не было. Скажите, Вы на это изначально как-то рассчитывали?
Р. МЕРКУЛОВ - Абсолютно нет, потому что, во-первых, у нас вообще ничего не было, никакого имущества. Жена даже говорит, что она даже всегда перешивала моему отцу воротнички, которые рвались. Были две-три рубахи и пара костюмов. Жили небогато, фактически ничего не было. О какой-то компенсации речь не шла. Речь шла просто о том, чтобы восстановить имя человека. Тех, кто работали, к сожалению, никого нет. Был наш крупный замечательный разведчик, Василевский. Он очень много делал, в частности атомные (отец руководил добычей атомных секретов). Он умер 10 лет назад. Причем он мне все время говорил: «Время подошло, давай, подавай заявление, мы поддержим». Все, кто знали отца, (к сожалению, таких сейчас уже практически нет), считали, что он невиновен.
М. СТАРОСТИНА - Рэм Всеволодович, истцы (это несколько человек) как-то пытались связаться с сыном Берии?
Р. МЕРКУЛОВ - Я его достаточно хорошо знал, связываться мне с ним просто не надо, потому что я не сталкивался с ним. Он в другом месте работает, в Киеве. Моя хорошая старая знакомая - это его бывшая жена - Марфа Пешкова, внучка Пешкова, с которой я часто встречаюсь. Я ее знаю в течение 60-70 лет, поддерживаю эту связь. Она сама разошлась с сыном Берии. Читал его книгу «Я сын Лаврентия Берии». Там половина написана типа Мюнхгаузена. Мы работали вместе с ним в Свердловске в 42 году. А по книге он в это время был заброшен в тыл противника и занимался там разведывательной деятельностью. Я не хочу о нем говорить. Если он хочет так завирать, это его дело.
М. СТАРОСТИНА - Верховный суд сегодня сказал свое слово. Собираетесь ли Вы дальше как-то действовать?
Р. МЕРКУЛОВ - Это не Верховный суд. Это Военная коллегия Верховного суда. Есть еще разные другие инстанции, но не в этом дело. Рано или поздно Что мне? Я ничего от этого не выиграю. Просто я хотел бы имя человека У меня своя жизнь, я работаю и работал. Несмотря на свой возраст, я фактически круглые сутки на работе.
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» был истец по делу о реабилитации Л. Берии и его сподвижников, сын бывшего министра Госконтроля СССР Рэм Меркулов.


Из всех привлеченных к уголовной ответственности вместе с Берия, а их было, как мы уже говорили, еще шесть человек - В. Меркулов, В. Деканозов, Б. Кобулов, С. Гоглидзе, П. Мешик и JI. Влодзимирский, - самым, так сказать, титулованным и высокопоставленным на 1953 год был министр государственного контроля СССР генерал армии Всеволод Николаевич Меркулов. Судьба его довольно интересна. Всю свою жизнь он был тесно связан с Берия, работая под его руководством и в Закавказье, и в Москве, в органах ЧК, ГПУ, Н КВД, и на партийной работе, а одно время (накануне войны и в ее период) он даже возглавлял самостоятельный наркомат госбезопасности (НКГБ) - предшественник КГБ. Фигура солидная. Берия был предан самозабвенно. Работали вместе, дружили семьями, в Тбилиси жили в одном доме, и вся жизнь прошла практически рядом. При разделении наркоматов здание на Лубянке «делили» пополам по-дружески. Да и остальное все было общее: санатории, поликлиника, больница, спортобщество «Динамо» и т. д.
Из личного дела Меркулова.
Родился в 1895 году, в г. Закаталы Закатальского округа Кавказского наместничества. Русский. В КП с 09.25. Член ЦК ВКП(б) (18

«ля я Отчество

Гол
рожде
ния

" Место" рождения

Место жительства, работи и^ДояЖйосгь



^ amp;неиэ

^Juj-л/э




л У?о$:




5 jMtJZKA lt;/t




йно^еоЗо

jgfp~^-- - я* -


it^AMUtO

г^Жшamp;кйви Я J



-amp; ¦

diSr^fyKXbO Gja^sJ.




лк! lt;amp;}ЪЛ

"-amp;J?
/>
rTSUJucu

/i/3JsnUgt;-$ алlt;Г

Ws-’ i (_/ fcez^-J-O JUTQJamp;i



_ у 1 /

w



lt;e ^ii?ul€Tj rgt; yo

г



7

PЙ f -

ш

Samp;ctfOJ,

с/ Т7~Ь^ U-LSUJ^- ??. Q’bejaiyjAti-b*.. f. /

Rfc-e^ -nii?.ajgt;



* QtbtUPUJ^-




Л lt;? -
СьЛ. tpH.t Clary,

5
" Место для фотокарточки Отпечаток укаагтедьного
пальца правой руки
(при отсутствии его еосзед) юшего пальиа-с соответствующая пометкой). Мальисвозк ул^ должен быть ясным и полностью прскзгатыч (от одной кромки ногтя до.другой)
Личная” подпись (арестовалвето)
Документ из уголовного дела В. Меркулова

съезд). 08.46 переведен в кандидаты. (Кандидат в чл. ЦК КПСС 23.08.46-18 11.53.) Депутат Верховного Совета СССР 1-2 созывов.
Образование: мужская гимназия, Тифлис, 1913; три курса физико-математического ф-та Петроградского ун-та 09.13-10 16; Оренбургская школа прапорщиков 11.16-03.17.
В армии: рядовой студенческого батальона, Петроград 10.16- 16; прапорщик запасн. пех. полка, Новочеркасск 04.17-08.17; прапорщик маршевой роты, г. Ровно 09.17-10.17; прапорщик 331 Орско- го полка 10.17-01.18; по болезни эвакуирован в Тифлис 01 18.
Безработный, Тифлис 03.18-08.18; делопроизводитель, учитель в школе для слепых, Тифлис 09.18-09.21.
В органах ВЧК-ОГПУ: пом. уполн. Грузинской ЧК 1921; уполн. ЭКО Грузинской ЧК 1921-1923; ст. уполн. ЭКО Грузинской ЧК 1923; нач. 1 отд-я ЭКО ПП ОГПУ по ЗСФСР - Закавказской ЧК 1925; нач. ИНФАГО ПП ОГПУ по ЗСФСР - Закавказской ЧК 1925; нач. ЭКО Грузинской ЧК 1925-20 07.26; нач. ЭКО ГПУ Груз ССР 1926-1927; нач. ИНФАГО и ПП ГПУ Груз. ССР 1927-1929; зам. пред. ГПУ Аджарской АССР, нач. СОЧ 02.29-05.31; врид пред. ГПУ Аджарской АССР 05.30- 07.30; нач. СПО ПП ОГПУ по ЗСФСР и ГПУ ЗСФСР 05.31-01.32.
На партийной работе: пом. секретаря Закавказского крайкома и секретаря ЦК КП(б) Грузии 11.31-02.34; зав. отд сов. торговли Закавказского крайкома ВКП(б) 03.34-11.36; зав. особым сектором Закавказского крайкома ВКП(б) 07-11.36; зав. особым сектором ЦК КП(б) Грузии 11.11.36-09.09.37; зав. пром.-трансп. отд. ЦК КП(б) Грузии 07.37-10.38.
В органах НКВД-НКГБ-МГБ: зам. нач. ГУГБ НКВД СССР 29.09.38-17.12.38; нач. 3-го отд. ГУГБ НКВД СССР 26.10.38-17.12.38; 1-й зам. наркома внутр. дел СССР 17 12.38-03.02.41; нач. ГУГБ НКВД СССР 17.12.38-03.02.41; нарком ГБ СССР 03.02.41-20.07.41; 1-й зам. наркома внутр. дел СССР 31.07.41-14.04.43; нач. 1-го отд. НКВД СССР 17.11.42-14.04.43; нарком (министр) ГБ СССР 14.04.43- 04.05.46.
На советской работе: зам. нач. ГУСИМЗ при М-ве внешней торговли СССР 02.47-25.04.47; нач. ГУСИМЗ при СМ СССР 25.04.47- 50, министр госконтроля СССР 27.10.50-17.09.53.
Арестован 18.09.53; приговорен Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР 23.12.53 к ВМН. Расстрелян.

Звания: комиссар ГБ 3-го ранга 11.09.38, комиссар ГБ 1 ранга 04.02.43; генерал армии 09.07.45.
Награды: знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (V)» № 649/1931; орден Ленина № 583/26.04.40 г. орден Республики Тува № 134/ 18.08.43; орден Кутузова 1 степени № 160/08.03.44; орден Красного Знамени № 142627/03.11.44; 9 медалей.
Здесь же в деле - тюремное фото Меркулова. Забегая вперед, скажу, что такие фото - в анфас и профиль имеются и на остальных арестованных. (Кроме Берия. Он неумело сфотографирован в бункере штаба МВО только в анфас.)
Как ни странно, происходил Меркулов из дворян и женат был на дочери царского генерала. Отец его, Николай Александрович, тоже служил в царской армии, имел звание капитана. Позже он был учителем в Тбилиси, давал частные уроки. Умер в 1908 году. Мать - грузинка, также преподавала. Она была младше мужа на 23 года. В семье было еще пятеро детей. Всеволод был самым младшим. В 1913 году он поступил в университет в Петербурге. Проучился три года на физмате. В 1916 году был призван в армию. Направлен в Царицын, затем в Оренбург в школу прапорщиков. После окончания школы служил в Новочеркасске. В 1917 году на фронте на Украине. Заболел. Был перевезен из Киева в Тбилиси. Комиссовался. Работал учителем в школе слепых, выпускал частный журнал. В 1921 году перешел в ЧК. Там и познакомился с Берия. За 25 лет дослужился до генерала армии. Все это отражено в материалах след
ствия, многочисленных документах, справках, выдержках из его личного дела и, кроме того, подтверждено протоколами допросов.
В 1946 году Сталин заменил уже больного министра госбезопасности Меркулова на 40-летнего Абакумова. 30 августа 1946 года решением Политбюро ЦК ВКП(б) Меркулов был назначен заместителем начальника Главного управления советским имуществом за границей при МВТ СССР по руководству советскими предприятиями в Румынии, Венгрии и Австрии и уехал работать за рубеж. А накануне этого решения состоялось постановление Политбюро ЦК ВКП(б), принятое «опросом» 21-23 августа 1946 года.
В постановлении говорилось: «Из акта приема и сдачи дел Министерства госбезопасности устанавливается, что чекистская работа в Министерстве велась неудовлетворительно, что бывший министр Госбезопасности т. Меркулов В.Н. скрывал от ЦК факты о крупнейших недочетах в работе Министерства и о том, что в ряде иностранных государств работа Министерства оказалась проваленной. Ввиду этого Пленум ЦК ВКП(б) постановляет: Вывести тов. Меркулова В.Н. из состава членов ЦК ВКП(б) и перевести в кандидаты в члены ЦК ВКП(б)».
Короче, от Меркулова избавились.
Меркулов в ходе следствия был «закреплен» за полковником юстиции В. Успенским из Главной военной прокуратуры. Но первые допросы его проводил лично Руденко: по неписаным законам следствия министра на первом этапе как свидетеля должно допрашивать руководство прокуратуры. Потом как получится.
Тучи над Меркуловым начали сгущаться, естественно, сразу же после ареста Берия. Гоглидзе и Кобулова арестовали 27 июня 1953 года, практически вместе с Берия, Деканозова и Мешика - 30 июня, Влодзимирского чуть позже - 17 июля. Меркулова не трогали. Работал в своем министерстве. Жил на улице Горького, дом 41. Руки до него не доходили. Да это и понятно: все-таки действующий министр госконтроля СССР (бывшее Министерство госконтроля СССР - это нечто вроде нынешней Счетной палаты). Нетрудно догадаться, по какому

8. Не ослаблять работы с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявляя двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети.
Агентуру проинструктировать: в случае отхода наших войск оставаться на местах, проникать в глубь расположения войск противника, вести подрывную диверсионную работу. Не реже двух раз в сутки информировать НКГБ СССР всеми доступными способами о положении дел на местах. Решительно пресекать малейшие проявления паники и растерянности среди оперативного состава органов НКГБ, арестовывать паникеров и трусов.
Каждый сотрудник НКГБ должен проникнуть чувством огромной ответственности за дело, которое поручено ему партией и правительством Советского Союза.
Уверен, что органы НКГБ с честью выполнят свой долг перед Родиной.
Народный комиссар
государственной безопасности СССР


Выписка из приказа Наркома госбезопасности СССР. 1941 год. Начало войны

принципу выбирались люди для ареста - по принципу личной преданности шефу. Если проанализировать служебный путь каждого из арестованных, то можно смело утверждать: они были особо приближенными к Берия и долгое время пользовались его личным покровительством. И в Закавказье, и в Москве.
Меркулов выгодно отличался от всей этой компании своей образованностью и интеллектом. Увлекался спортом, литературой, даже сам кое-что писал (под псевдонимом Всеволод Рокк в филиале Малого театра была поставлена его пьеса «Инженер Сергеев»), хорошо рисовал, до революции, как мы помним, учился несколько лет на физико-математическом факультете Петербургского университета, учительствовал. Явление, как вы понимаете, для этой категории людей редкое. Скажем, Абакумов, сменивший в 1946 году Меркулова на посту министра госбезопасности, имел 4-классное образование. Начальник Главного управления охраны МГБ генерал Н. Власик и того меньше - 3 класса.
Догадывался ли умный и хитрый Меркулов о надвигающейся беде? Бесспорно. И он делает беспрецедентный шаг. По принципу: атака - лучшая оборона. 21 и 23 июля 1953 года по своей инициативе он пишет в ЦК КПСС два больших заявления, в которых «топит» Берия и сообщает, что не распознал в нем врага народа. Кается в своих грехах. Правда, общими фразами, без конкретных фактов. Однако уже поздно. Не сработало.
На обыске в секретариате Берия обнаружены два личных письма, в которых он, Меркулов, выглядит как самый близкий друг Берия. Одно письмо написано еще в 1938 году, другое - в 1953 году. По существу оба письма об одном и том же: в связи с перемещением по службе Берия Меркулов просится «под его крыло» на работу в НКВД-МВД.
Особенно характерно письмо от 11 марта 1953 года. Меркулов - министр госконтроля СССР просится к Берия в МВД, другими словами на понижение. Но к Берия. Разве это не показатель безграничной преданности (готов даже расстаться с министерским портфелем)?

Вот содержание этих писем. (Орфография и особенности стилистики сохранены.)
Письмо первое
Только Лично
Дорогой Лаврентий!
Здесь у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса.
Я не вдавался в оценку правильности этих слухов, вероятности их и т. д., но в связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забудь меня.
В случае если ты действительно решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда где ты будешь работать.
Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно.
Не переоценивая себя все же полагаю, что, если я приналягу (а это делать при желании я умею), то справлюсь с любой работой, которую ты мне поручишь.
Тебя во всяком случае никогда ни в чем не подведу. Ручаюсь тебе в зтом всеми ошибками прошлого, которые лишний раз вспоминать мне очень тяжело.
Надеюсь будешь иметь меня в виду. Это моя самая большая просьба с которой я когда либо обращался к тебе.
Писать много не хочу и не умею, но уверен ты поймешь и поверишь мне всецело.
Крепко жму руку!
Всегда твой.

21 .XI

Письмо Меркулова к Берия - образец преданности, дружбы и полного взаимопонимания в 1938 году



rO
«-о
¦
(St

5 5

Г1. 3 J 1 5
5 *a A 3 t

alt="" />

To же самое и 1953 году

Дорогой Лаврентий!
Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последнее время я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением и. думаю, теперь я сумею работать лучше, чем раньше.
Правда, я сейчас полуинвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно.
Буду ждать твоих указаний.
Твой Меркулов 3.53
Вывод ясен: Берия и Меркулов шли все эти годы в одной «упряжке», возглавляли самые «скандальные» органы, вместе творили беззаконие, а поэтому место 58-летнего Меркулова, несмотря на все его болезни и запоздалое раскаяние, там же, где и Берия, - на нарах, точнее на жесткой кровати в Лефортовской тюрьме. 18 сентября 1953 года Руденко санкционирует арест Меркулова, и его помещают сначала в Бутырскую тюрьму М ВД, а затем в Лефортовскую. Туда, где уже находятся Кобулов, Де- канозов, Мешик, Гоглидзеи Влодзимирский. Берия содержится отдельно - под охраной военных в бункере штаба МВО.
Надо сказать, что отношения между Меркуловым и Берия выяснялись в ходе следствия чрезвычайно тщательно: было проведено несколько отдельных допросов других арестованных, свидетелей, жены и сына Берия. Факты, как говорится, подтвердились. Вот, например, что показал по этому поводу сын Берия.
«С детства у меня сложилось впечатление, что Берия Л. и Меркулов Всеволод Николаевич находились в близких между собой отношениях. У нас в семье сохранялись фотокарточки Меркулова, Бе-
рияЛ и Берия Н., когда они фотографировались в молодости. По рассказам я знал, что Меркулов работал в подчинении у Берия Л. в ЧК, а затем, когда Берия Л. перешел на работу в ЦК КП Грузии, вслед за ним перешел на работу в ЦК КП Грузии и Меркулов.
Вспоминаю, что когда Берия Л. выезжал из г. Тбилиси в командировку в г. Москву, с ним в Москве был и Меркулов. Меркулов хорошо рисовал и занимался со мной по рисованию. После перевода Берия Л. на работу в Москву, Меркулов также получил назначение на работу в Москву. Все это давало мне основание считать, что Берия Л. и Меркулов длительное время состоят в близких отношениях. Проживая в г. Тбилиси мы были знакомы и семьями. Примерно в 1933-1936 гг. наша семья проживала в доме на Каргановской улице, на 5 этаже, а Меркулов с семьей жил на 3 этаже. Я и сын Меркулова - Меркулов Рем, мой ровесник, детство провели вместе: ежедневно были друг у друга, а летом всегда отдыхали вместе. В1936-1937 гг. наша семья переехала в дом на ул. Мачабели и, так как территориально мы стали жить далеко от Меркуловых я стал с ним встречаться очень редко. Я не могу вспомнить, чтобы Меркулов В.Н. в Тбилиси посещал нашу квартиру и дачу, но лично я видел его часто у них в квартире или на улице. Я знаю, что моя мать - Берия Н.Т. и жена Меркулова - Лида (отчества ее не помню) не были в дружеских отношениях, возможно они посещали друг друга, что я не помню В Тбилиси мать Меркулова - Кетована Николаевна дружила с матерью Берия Л. - Мартой Ивановной».
Накануне ареста семья Меркулова состояла из его жены Лидии Дмитриевны, 1902 года рождения, сына Рема - 1924 года рождения и матери Кетованы Николаевны, 1868 года рождения.
С первых дней следствия Меркулову, как и остальным участникам группы, было предъявлено обвинение в совершении контрреволюционных преступлений, которые входили тогда в 58-ю статью УК РСФСР.
В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, а затем и в обвинительном заключении и приговоре Меркулову было записано, что он «являясь активным участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, совершил государственные преступления, предусмотренные ст. ст. 58-1 «б»; 58-8; 58-11 УК РСФСР».

Эта же формулировка обвинения была записана и остальным обвиняемым - Кобулову, Гоглидзе, Деканозову, Меши- ку и Влодзимирскому.
Берия было добавлено еще два преступления - статья 58-13:
«Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны».
И ч. II Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4.01.1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование».
Как же фактически выглядят сухие цифры статей Уголовного кодекса РСФСР, под которые попал, в частности, Меркулов? Да и все остальные обвиняемые.
Сначала разберем статью 58-1 «б» УК РСФСР. Ее нужно рассматривать вместе со статьей 58-1 «а». Почему? Сейчас поймете.
Ст. 58-1 «а»
«Измена родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу караются - высшей мерой уголовного наказания - расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах - лишением свободы на срок десять лет с конфискацией всего имущества».
Ст. 58-1 «б»
«Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания - расстрелом с конфискацией всего имущества».
Меркулов, как и все остальные обвиняемые, был генералом, т. е. военнослужащим. Вот поэтому всем им и вменена статья 58-1 «б» УК РСФСР.
Какой квалифицирующий признак из четырех, имеющихся в этой статье УК РСФСР (шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, переход или
перелет за границу), вменяется Меркулову, как и другим участникам группы, в обвинении не указывается. Это неправильно. Нужно было писать. Так положено по закону.
Теперь об остальной части обвинения.
Ст. 58-8 УК РСФСР
«Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации, влекут за собою - меры социальной защиты, указанные в ст. 58-2 настоящего Кодекса».
Из ст. 58-2 УК РСФСР: «высшая мера социальной защиты - расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества».
Между прочим, террор в современной России берет свое начало с постановления СНК от 5 сентября 1918 года. Это постановление тогда так и называлось «О красном терроре». Там предусматривались такие меры воздействия, как «направление классовых врагов в концлагеря (так и записано в документе. - Авт.), расстрел лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, а также опубликование имен всех расстрелянных и основания применения к ним этой меры».
Так что «первооткрывательницей» террора в России, так сказать, в законодательном виде советская власть была сама. Хотя надо отметить, что «красный террор» был начат в ответ на «белый террор»: 30 августа 1918 года было совершено покушение на В.И. Ленина и был убит М.С. Урицкий - председатель Питерской ЧК. (Правда, в старой России террор был еще в большем почете. Как ни вспомнить здесь Александра II. За 15 лет на него было аж 8 покушений. Восьмое, предсказанное гадал
кой, оказалось роковым: в 1881 году царь был разорван на куски взрывом самодельной бомбы, которую бросил в него террорист.)
Идем далее.
Ст. 58-11 УК РСФСР
«Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собою - меры социальной защиты, указанные в соответствующих статьях настоящей главы».
Надо сказать, что, по мнению юристов-ученых, занимающихся этой проблемой, статья 58-11 УК РСФСР была введена в действовавшее тогда законодательство неправильно, она была лишней.
Такова была формула обвинения для Меркулова и остальных. Но какие же фактические действия были предметом доказывания по делу Меркулова? Их несколько. Одно из основных - это деятельность все той же спецлаборатории НКВД (НКГБ) профессора Г. Майрановского.
Остановимся на этом более подробно.
Дело в том, что с незапамятных времен при главном управлении охраны существовала эта лаборатория. Находилась она в отдельном здании на Лубянке в Варсонофьевском переулке и занималась чрезвычайно важной работой - проверкой качества пищи для первых лиц государства и высоких гостей. Подчинялась «по вертикали» руководству госбезопасности, т. е. Меркулову. Особых вопросов и ЧП не было. За все годы, вплоть до сегодняшнего дня, из руководства страны и гостей никого не отравили. Во всяком случае, согласно официальным версиям. Работали в лаборатории офицеры-врачи и химики НКВД, а позже НКГБ. С 1938 года в лаборатории начались опыты над людьми. Руководил этим начальник лаборатории профессор Г. Майрановский.
Как вы понимаете, деятельность Майрановского и его лаборатории смерти - это не шутки и не общие «теоретические»
обвинения. Сразу вспоминаются сведения о том, что в гитлеровском концлагере Дахау, с позволения сказать, «доктор» Ра- шер руководил примерно такой же лабораторией смерти, где изуверские опыты проводились над пленными. Это нужно расследовать. Руденко и его помощник Смирнов начали допрашивать по этому вопросу Меркулова еще до его ареста, как свидетеля. Вот выдержки из протокола.
«Вопрос: Что вам известно об опытах, которые проводились на лицах, находившихся под следствием при разработке так называемой «проблемы откровенности»?
Ответ: Об этих опытах мне ничего не известно.
Вопрос: Майрановский показывает, что по вопросу о проведении этих опытов он обратился к вам в 1942 году, что вы заинтересовались этими данными и дали указание провести эти исследования на лицах, находящихся под следствием. Правильно ли это?
Ответ: По этому поводу я ничего не могу припомнить.
Вопрос: Майрановский показывает, что в соответствии с вашими указаниями были выделены подследственные трех родов: сознавшиеся, несознавшиеся и частично сознавшиеся. Над ними и производились опыты Майрановским вместе со следователями. Известно ли вам это?
Ответ: Нет, мне по этому поводу ничего не известно.
Вопрос: Майрановский показывает, что о результатах произведенных опытов на подследственных для получения от них откровенных показаний он докладывал вам, что вы одобрили эту работу, заявили Майрановскому, что представите его к Сталинской премии. Правильно это?
Ответ: Ничего не могу об этом вспомнить. Но хочу дополнить мои предыдущие показания. Я вспомнил, раздумывая о вопросах, связанных с Майрановским; один раз он попросил меня пойти с ним посмотреть камеру, в которой находился осужденный к ВМН. Этому осужденному Майрановским был дан яд. Не могу вспомнить, где находилась эта камера в основном здании НКВД или в каком-либо другом. Помню, что, подойдя к дверям камеры, я заглянул через небольшое стеклянное окошечко и увидел какого-то человека, лежавшего на кровати. После этого я ушел. Был ли тогда со мной кто-нибудь другой, кроме Майрановского, не помню».

После ареста Меркулова дльнейшая работа с ним была поручена члену следственной группы полковнику юстиции Успенскому из Главной военной прокуратуры.
У Успенского Меркулов заговорил подробнее. Вот выписки из новых протоколов.
«Вопрос: Расскажите об опытах, которые проводил Майрановский в отношении лиц, находившихся под следствием, при разработке так называемой «проблемы откровенности»?
Ответ: Я припоминаю, что подобного рода опыты над следственно-арестованными проводились Майрановским, но подробностей проведения этих опытов я не помню, видимо, потому, что положительных результатов они не дали.
Вопрос: Вам зачитывается выписка из показаний Майрановского от 2 сентября 1953 года:
«Насколько мне помнится, это было в 1942 году, когда я по этому вопросу обратился к зам. наркома внутренних дел Меркулову В Н. Он заинтересовался этими полученными данными и дал указание начальнику 2 Управления Федотову П.В. о необходимости проведения этих исследований на лицах, находящихся под следствием.
Опыты эти продолжались в 1942 и 1943 годах.
Конечно, знали об этих опытах и Меркулов, который санкционировал их проведение, и Берия».
Правильно показал Майрановский?
Ответ: У меня нет оснований не верить этим показаниям Майрановского. Видимо, так и было. Не могу только утверждать были ли эти опыты в 1943 году.
Об этих опытах я, вероятно, доложил Берия, так как иначе быть не могло, поскольку в 1942 году я был его заместителем, а без его разрешения они не могли проводиться.
Может быть, это было неумно, но я полагал тогда, что если это средство окажется действвенным, то оно принесет большую пользу при ведении следствия, в частности, сделает излишним битье арестованных, которые особенно упорно сопротивляются в признании своей вины.
Однако, как я уже показал, эти опыты положительных результатов не дали и они были прекращены

Вопрос: Вы направляли письмо председателю высшей аттестационной комиссии Кафтанову с просьбой о присвоении Майрановско- му ученой степени доктора медицинских наук и звания профессора
без защиты диссертации?
Ответ: Да, направлял.
Вопрос: Вам предъявляется подлинник вашего письма Кафтанову за № 52/2765 от 12 февраля 1943 года. Это то письмо, которое было вами направлено?
Ответ: Да, это письмо подписано мной.
ВОПРОС: Почему потребовалось ваше вмешательство в дело присвоения Майрановскому ученой степени и звания?
Ответ: Майрановский обратился ко мне и рассказал, что он подготовил диссертацию на ученую степень доктора медицинских наук, но диссертация его была отклонена. Насколько я припоминаю, Майрановский при этом говорил мне о том, что его диссертация была отклонена потому, что он является работником НКВД, и что им проделана большая научная работа. Кроме того, он сказал, что в своей диссертации он не имел возможности изложить все секретные работы, которые провел в НКВД. При этом он представил мне, как видно из письма, отзывы о своей работе академика Сперанского, член-корреспондента Гращенкова и профессоров Гаврилова, Муромцева, Та- русова и Франка. Ознакомившись с этими отзывами, я счел возможным написать Кафтанову письмо с просьбой о присвоении Майрановскому ученой степени и звания профессора без защиты диссертации, учитывая секретность некоторых его работ.
Вопрос: С какого времени Вы стали руководить деятельностью спец. лаборатории Майрановского? />Ответ: Я не помню, когда Майрановский впервые обратился ко мне за разрешением проверить некоторые выработанные им яды над осужденными к расстрелу. Возможно это было за несколько месяцев до начала войны. А может быть это было в первые дни войны. О существовании такого рода лаборатории я до этого не знал. Майрановский мне сообщил, что ранее Берия давал ему разрешение на производство опытов над осужденными к расстрелу. Я проверил это заявление у Блохина или Герцовского и получил подтверждение того, что такое разрешение действительно давалось Берия. Когда я разрешил Майрановскому провести опыты по применению яда над осужденны
ми к расстрелу и в последующем несколько раз по просьбе Майрановского давал такое разрешение, я не считал при этом, что делаю что-либо незаконное, так как речь шла о приговоренных к расстрелу врагах советского государства, а эксперименты проводились над ними в целях обеспечения советской разведки надежными ядовитыми веществами для проведения диверсий».
Откровенно говоря, позиция В. Меркулова в этом вопросе заставляет задуматься над ней серьезно. Боевые операции спецслужбами с применением ядовитых и иных сильнодействующих средств проводились и проводятся во всем мире. И как, а особенно на ком испытывать эти средства - вопрос не простой. Более того, ответить на него однозначно невозможно. А по большому счету каким способом уничтожить Гитлера, бен Ладена, Дудаева или Басаева - это уже не главное. Главное здесь - конечный результат! Так что этот вид оружия тоже нужен.
Между прочим, по непроверенным данным, просачивающимся в средства массовой информации, Хаттаба наши современные чекисты уничтожили тоже «химико-токсикологическим путем». Прислали ему конверт с отчетом по финансовым потокам за квартал, а конверт этот был не простой, а со спецначин- кой... (По другим данным, Хаттабу был подмешан яд в пищу - это тоже была успешная операция ФСБ.)
Напомню, что и ярого националиста С. Бандеру в 1959 году КГБ уничтожил тоже в ходе спецоперации: опылили бандита (да простят меня за это слово некоторые представители Западной Украины) порошком цианистого калия, когда тот поднимался к себе в квартиру в Мюнхене, где скрывался после войны.
А до войны, в 1938 году, в Голландии наши чекисты уничтожили и его предшественника Е. Коновальца. Этого «угостили» коробкой шоколадных конфет... с тротиловой начинкой.
Следующим эпизодом, подлежащим расследованию, в деле Меркулова была операция по похищению и убийству жены
маршала Г.И. Кулика - Симонич-Кулик Киры Ивановны. Но сначала вспомним о самом полководце.
Судьба Маршала Советского Союза Г.И. Кулика сложилась трагически. Кулик служил в 1-й Конной, где показал образцы храбрости и мужества. Под Царицыном был вместе со Сталиным и еще с того времени пользовался его уважением. Щедро одарялся наградами. В 1940 году ему было присвоено звание маршала, он был удостоен звания Героя Советского Союза. Однако в 1942 году за неудачную оборону Керчи он был осужден специальным судебным присутствием Верховного суда СССР и лишен этих званий, понижен в звании до генерал-майо- ра, но оставлен в строю. (Керчь в течение шести месяцев 1942 года дважды переходила «из рук в руки», и наши потери составили там около 150 тысяч человек.) В 1944 году Кулик был восстановлен в правах только на ордена и медали. После войны он служил в Куйбышеве в должности заместителя командующего войсками округа. В 1947 году вместе с командующим генерал-полковником В.Н. Гордовым и начальником штаба округа генерал-майором Ф.Т. Рыбальченко был арестован МГБ за «изменнические намерения и террористические угрозы». 24 августа 1950 года все трое по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР приговорены к высшей мере наказания и расстреляны.
В основу обвинения Кулика и Гордова была положена агентурная магнитофонная запись, составленная МГБ, когда оба полководца, приехав в Москву из Куйбышева на совещание, в один из вечеров в крепком подпитии в номере гостиницы «Москва», где они разместились, начали вспоминать «минувшие дни», разбирать свои военные операции и склонять во всех падежах имя Сталина, украшая при этом свою армейскую речь всеми особенностями русского языка с его ненормативной лексикой. Генералы и не ведали, что эта гостиница, построенная еще 1935 году, уже давно была оборудована НКВД подслушивающими устройствами по всем правилам науки и техники того времени.
С подачи Абакумова о пленке доложили Сталину, после чего судьба генералов была предрешена. А вот как в эту компанию
попал начальник штаба ПриВО генерал Рыбальченко, из дела не ясно. Однако Рыбальченко получил те же обвинения и был вместе с Куликом и Гордовым расстрелян".
По вопросу похищения жены Кулика Меркулов дал более признательные показания, свалив, однако, всю вину на Берия.
Он, в частности, рассказал, что Берия распорядился незаметно похитить Симонич-Кулик; поскольку она по агентурным данным была изобличена в шпионаже. Маршал Кулик в то время был начальником Главного артиллерийского управления РККА. Он, Меркулов, знакомился с агентурной сводкой на Симонич-Кулик, но ничего серьезного там не нашел. Доложил об этом Берия, однако тот сказал ему, что на это есть решение «инстанции» и Симонич-Кулик подлежит «изъятию». Эту операцию он поручил сотруднику управления охраны Гуль- сту и группе его работников. Участвовал и Влодзимирский. Он, Меркулов, лично руководил этой операцией и докладывал ее ход Берия. Сам выезжал на предполагаемое место захвата. Симонич-Кулик была «снята» возле своей квартиры у дома на ул. Воровского в центре Москвы, тайно увезена в Сухановс- кую тюрьму, куда Меркулов вместе с Берия приезжали и где несколько раз допрашивали ее. Обвинения в шпионаже она отрицала. Им удалось склонить ее к «агентурной работе». Далее Меркулов показал, что Берия неожиданно сообщил о решении «инстанции» расстрелять Симонич-Кулик, что и было сделано комендантом НКВД СССР Блохиным. Для «маскировки» Берия приказал ему, Меркулову, объявить всесоюзный розыск Симонич-Кулик, составить нужные документы и сообщить об этом мужу, который проявлял большое беспокойство по поводу исчезновения жены, которой было всего-то 18 лет. Она была подругой его дочери. Меркулов все это сделал, получив у маршала фотографию его жены, якобы необходимую для организации розыска.

В одном из протоколов допроса Меркулов показывает:
«...Изъятие и расстрел Симонич-Кулик я не считаю незаконным, поскольку по этому поводу было указание инстанции, а любое указание инстанции я бы выполнил безоговорочно. Но, признаюсь, что это дело на меня произвело крайне тяжелое, жуткое впечатление и я долго переживал этот случай. На мой взгляд, уничтожать эту женщину не было никакой оперативной необходимости».
Но и это еще не все. Полковник юстиции Успенский абсолютно правильно приступил к расследованию злодеяний Меркулова, связанных с раскрытием так называемою антисоветского военного заговора накануне войны.
Напомню, что еще до прибытия Берия и Меркулова в Москву в 1938 году по приказу их предшественника Ежова были репрессированы 1 нарком ВМФ, 3 заместителя наркома обороны, 16 командующих войсками округов, 25 их заместителей, 5 командующих флотилиями, 8 начальников военных академий, 33 командира корпусов, 76 командиров дивизий, 40 командиров бригад, 291 командир полка. Это официальная справка Военной коллегии Верховного суда РФ, которую, по всей видимости, не видел писатель Виктор Суворов, когда под диктовку английской разведки работал над своим новым опусом 2000 года «Очищение», где оправдывал действия Сталина и Ежова по уничтожению полководцев.
Кроме этого в 1940-1941 годах были арестованы более 100 генералов и адмиралов РККА, из которых 76 осуждены Военной коллегией, 5 - Особым совещанием при НКВД, 12 умерли, находясь под стражей.
Активно использовались и внесудебные виды расправ. Так, без всякого суда в октябре 1941 года в Куйбышеве, Самаре и

Тамбове были по списку расстреляны 25 человек, многие из которых относились к числу командного состава РККА. Среди этих «врагов народа» было несколько Героев Советского Союза, а Я. Смушкевич - дважды Герой.
Все они были арестованы накануне войны и обвинялись в «антисоветском военном заговоре», в шпионской, изменнической деятельности в пользу иностранных разведок. Под арестом находились они с ведома Сталина, Берия и Меркулова, подвергались нечеловеческим пыткам и истязаниям. С началом войны всех их этапировали в Куйбышев, некоторых - в Саратов и Тамбов. Накануне введения в Москве осадного положения 18 октября 1941 года Берия подписал распоряжение об их расстреле, приказав «привести в исполнение приговор - высшую меру наказания». А в скобках уточнил - «расстрелять». И далее следовал список подлежащих расстрелу - 25 человек. Исполнение этой акции поручалось сотруднику для особых поручений спецгруппы НКВД Д. Семенихину, что и было им выполнено.
Берия отлично знал, что никаких «приговоров» в отношении этих лиц не было, а всех предполагали расстрелять без суда и даже без заседаний «троек» или особых совещаний.
Уже позже, заметая следы, Кобулов и Влодзимирский учинили подлог и составили «заключения» о причастности каждого к шпионажу и завизировали этот список у прокурора СССР Бочкова. Все это было сделано с ведома Берия и Меркулова.
После казни неизвестный автор 12 апреля 1942 года написал справку такого содержания: «Зам. наркома т. Меркулов приказал произвести конфискацию имущества у всех перечисленных осужденных». И далее - неразборчивая подпись. Слово «осужденные» здесь, как вы понимаете, неуместно, а давать распоряжения о конфискации имущества Меркулов права не имел: это прерогатива суда.
В список подлежащих расстрелу чудом не попали К. Мерецков - прославленный полководец и не менее прославлен

ный специалист в области вооружения ученый Б. Ванников. Они тоже были арестованы, подвергались нечеловеческим пыткам, но неожиданно по указанию Сталина были освобождены.
По этому поводу с Меркуловым разбирались отдельно.
«Вопрос: Вам зачитывается выписка из показаний Берия от сентября 1953 года:
«Мне известно, что Меркулов, проводя следствие по делу Мерецкова, Ванникова и других, добился путем применения незаконных методов, избиения арестованных и пыток вымышленных показаний их о принадлежности их к контрреволюционной организации».
Подтверждаете эти показания Берия?
Ответ: Пыток к Мерецкову, Ванникову и другим я не применял, но действительно во время допросов арестованных били, так как на это была санкция. Аресты Ванникова, Мерецкова и ряда других лиц были произведены мной по указанию инстанции. О ходе следствия очень подробно мной докладывалось лично в инстанции, куда я вызывался иногда по нескольку раз в день.
Вопрос: Вы утверждаете, что арест Ванникова, Мерецкова и ряда других лиц был произведен по указанию инстанции. Но ведь этому предшествовала ваша, как наркома госбезопасности, информация в инстанцию в отношении Ванникова, Мерецкова и других?
Ответ: Припоминаю, что в отношении Ванникова была данная информация. Надо сказать, что в этот период были произведены последовательно аресты группы работников, в том числе военных. Протоколы допросов этих арестованных представлялись в инстанцию, а также часто я давал информацию устно и по телефону. В отношении Ванникова был представлен протокол допроса Мирзаханова - работника наркомата вооружения. Представлялись ли протоколы допросов в отношении Мерецкова - я не помню.
Вопрос: Вам зачитывается выписка из показаний Берия от 7 октября 1953 года:
«Меркулов играл главную роль и у меня нет сомнений, что он лично применял пытки как к Мерецкову, так и к Ванникову и другим». Вы подтверждаете, что лично применяли к этим арестованным пытки?
Ответ: Показания Берия я не подтверждаю, пыток к Мерецкову, Ванникову или к каким-либо другим арестованным я лично никогда не применял. Как я уже выше показал, на допросах, производимых с
моим участием и без меня, Мерецкова и Ванникова били рукой по лицу и резиновой палкой по спине и мягким частям тела, но нанесение этих ударов не превращалось при мне в истязание. Я лично тоже бил Мерецкова, Ванникова и некоторых других арестованных, но пыток к ним не применял.
Вопрос: Вы признаете, что в результате избиений и других нарушений законности во время следствия от Мерецкова, Ванникова и других арестованных были получены ложные, вымышленные показания?
Ответ: Да, действительно, их показания в отношении себя и других были вымышленными и я сам с ужасом стал замечать, что в результате применения битья к арестованным получаются вымышленные показания, в результате чего могут быть произведены необоснованные аресты невиновных людей. Мне это стало особенно ясным, когда я увидел, что число арестованных растет. Я не знал, как выйти из создавшегося положения, но к счастью, вскоре по указанию инстанции были освобождены Мирзаханов, Ванников и Мерецков и после этого битье арестованных и дальнейшие аресты по их показаниям прекратились.
Хотя арестованные были освобождены и, следовательно, дела их велись неправильно, мне не было в инстанции сделано ни одного упрека. Я объяснял это тем, что весь ход следствия по этим делам мною со всеми подробностями докладывался в инстанции.
Вопрос: Вы скрываете от следствия свою роль в этих делах. Вам зачитывается выписка из показаний Берия от 7 октября 1953 года:
«Мне вспоминается, что, говоря со мной о деле Мерецкова, Ванникова и других, Меркулов преподносил его с позиций своих достижений, что он раскрыл подпольное правительство, чуть ли не Гитле- ром организованное. Я считаю, что основным виновником в фабрикации этого дела является Меркулов и он должен целиком нести за это ответственность». Вы признаете это?
Ответ: Берия говорит неправду. Такого разговора с ним я не помню. Возможно, я ему просто докладывал содержание дел Мерецкова, Ванникова и других, но этими делами я не хвастался, так как хвастливость мне вообще не свойственна. Как я мог хвастаться этим делом, когда, наоборот, у меня были сомнения в правдивости показаний арестованных».

#)Т
fccc*
СОТРУДНИКУ ОСОБаХ ПОРУЧЕНИЙ 01ЕЦГРУШЩ нш СССР Ст.лейтенанту госбезопасности
tom. стикииииу 7Г.Я,
С поучением сего предлагается Бал выехать в гор. Куйбышев и привести в исполнение приговор - виспу» веру наказания (расстрелять) в отноиенни следу ищи эа- ютненных:
v 1. ШТЕРНА Григория Михайловича.
S i/2. ЛОКТИОНОВА Александра Дмитриевича»
I/ i/З. д.К.КРВИЧА йхова Владимировича» ts v 4. САВЧЕНКО Георгия Косыдоа.
/ /5. РаЧАГОВА Павла Васильевича,
Z-"" у 6. САКРИЕР Ивана ^илииоьовича.
" 1/7. ЗАСОСОйА Ивана Ивановича.
^ v8. ВОЛОДИНА Павла Семеновича.
lt;/ \/ 9. ПРОСКУРОВА Ивана Ивановича»
‘-""V"10- СЮПСКОВА Степана Осиповича*
» 1/11. АРЯьНУХИНА Федора Константиновича,
// v 12.VКАШОВА Матвея Максимовича.
u iau. иtfj/uvbsusi*--"
%)Ь Ц

«Прижал» следователь Меркулова и по эпизоду о расстреле в Куйбышеве, Саратове и Тамбове этих 25 арестованных.
«Вопрос: На допросе 3 октября вы упорно отрицали свою причастность к незаконному расстрелу 25 арестованных, произведенному по письменному предписанию Берия от 18 октября 1941 года. Вы теперь вспомнили обстоятельства, при которых было составлено письменное предписание с включением в него 25 арестованнных?
Ответ: Хотя я долго думал об этом, но вспомнить не мог, но, очевидно, судя по показаниям Кобулова, Влодзимирского и Герцовского я какое-то касательство к этому списку имею. Надо полагать, что Берия может сказать, как обстояло дело с составлением этого списка.
Вопрос: Вам зачитывается выписка из показаний Берия от 7 октября 1953 года, и его ответ на этот вопрос: кто персонально намечал фамилии лиц, подлежавших расстрелу. Вот слова Берия:
«Этот список готовили Меркулов и Кобулов. Это я утверждаю категорически».
Теперь вы признаете, что были прямым соучастником Берия в незаконном расстреле без суда, без законно вынесенных приговоров 25 арестованных?
Ответ: Нет, я не могу этого признать, так как если я и принимал, как говорит Берия, участие вместе с Кобуловым в составлении этого списка, то мог это делать только по прямому указанию Берия. Но я не допускаю мысли, чтобы Берия при этом не разъяснил мне и Кобулову необходимости и целесообразности составления такого списка. Поэтому я не мог считать тогда это распоряжение Берия незаконным и рассматривать себя соучастником Берия в расстреле 25 арестованных».
Говоря о деятельности Меркулова на его посту, нельзя не сказать о вопиющем беззаконии, творившемся в те годы в органах госбезопасности страны и связанном с порядком расследования так называемых контрреволюционных преступлений. Особенно это касается нарушения установленных УПК РСФСР сроков содержания арестованных под стражей до суда. Таких сроков вообще не существовало. Так, начальник Смоленского артиллерийского училища генерал-майор Петров Е.С. содержался до суда под стражей и числился за НКВД-НКГБ девять лет; начальник штаба 4-й ударной армии Северо-Западного
фронта генерал-майор Романов Ф.Н. - десять лет; начальник штаба ВВС Сибирского военного округа генерал-майор Теп- линский Б.Л. - девять лет; преподаватель Военной академии им. Фрунзе генерал-майор Ширмахер А.Г. - десять лет. И таких примеров сотни, если не тысячи. Вина за это лежит на Меркулове, так как с его ведома и при его попустительстве, а порой и по его указаниям творился весь этот произвол.
Итак, за все то, что происходило в органах госбезопасности с 1938 по 1946 год, должен отвечать В. Меркулов. Он за это и ответил.
Уместно привести еще один интересный факт, касающийся теперь уже военного прокурора Успенского, который расследовал дело Меркулова.
Полковник юстиции Успенский был причастен, правда косвенно, к одной скандальной истории, связанной с делом Берия. Сразу же после ареста последнего, в июле 1953 года, на квартирах, дачах и в служебных кабинетах самого Берия и приближенных к нему лиц были произведены обыски, санкционированные Руденко. Проведение обысков было поручено Успенскому, входившему в следственную группу. Ничего сложного здесь нет. Приезжает группа оперативников младшего звена и под руководством ответственного за эту операцию лица переворачивает все «вверх дном». Изымается и отправляется на «временное» хранение все имущество согласно протоколу и описи к нему. Потом это имущество, как правило, по решению суда конфисковывалось и передавалось в тогдашнее Московское горфину правление, а далее за бесценок уходило в розничную торговлю. «Кормушка», кстати, хорошая. В бытность мою прокурором генеральный прокурор А. Рекунков издал по этому поводу специальный приказ, запрещающий работникам прокуратуры пользоваться этими магазинами. Издавались ли подобные приказы в МВД и КГБ, мне не известно. Так вот, во время обыска в кабинете ответственного работника секретариата Совета Министров СССР Ордынцева Г.А., тоже проходившего по делу Берия, здесь же присутствовал и зав. особым сектором ЦК КПСС Суханов Д.М. Воспользовавшись невнимательностью Успенского, Суханов украл из сейфа Ордынцева
облигации на сумму 106 тысяч рублей, золотую брошь, часы. Впоследствии это обнаружилось, и Суханов был осужден на 10 лет. Большего позора аппарат ЦК КПСС за всю свою историю, наверное, не знал.

Мы продолжаем публикацию серии биографий руководителей госбезопасности СССР*. На этот раз обозреватель "Власти" Евгений Жирнов восстановил историю жизни и службы потомственного дворянина, наркома ГБ и драматурга Всеволода Меркулова.
Человек с "закидонами"
Судьба Всеволода Меркулова могла быть типичной для русского дворянина, родившегося в конце девятнадцатого века в семье офицера: кадетский корпус, военное училище, производство в офицеры, мировая война, геройская смерть или белая армия и эмиграция. Вышло иначе. В 1903 году капитан Николай Меркулов умер, и его вдова с восьмилетним Севой переехали из азербайджанского городка Закаталы в столицу Закавказья — Тифлис.
Благодаря солидным связям (ведь она происходила из грузинского княжеского рода), блестящему образованию и недюжинным волевым качествам молодая вдова вскоре смогла получить место директора в тифлисском училище для слепых детей. Сева Меркулов был определен в Третью тифлисскую мужскую гимназию. Учился он успешно, но именно в это время у него появилась черта, которая определила всю его дальнейшую жизнь. Склонность к неожиданным, противоречивым ходам.
В гуманитарной гимназии он увлекся электротехникой настолько, что его статьи печатали в Одессе в специальном журнале. А когда в 1913 году поступил на физико-математическое отделение Санкт-Петербургского университета, начал писать и публиковать рассказы о студенческой жизни.
А вот тяги к военной службе он не испытывал. В отличие от многих сокурсников по университету в 1914 году он не поддался патриотическому порыву и не отправился добровольцем в окопы начавшейся, как тогда говорили, Второй Отечественной войны. Всеволод Меркулов спокойно продолжал учиться, зарабатывая на жизнь частными уроками. Осенью 1916 года, когда положение на русско-германском фронте стало катастрофическим, его, правда, призвали в армию. Но после месяца службы рядовым в Петербургском студенческом батальоне он попал на ускоренные офицерские курсы и после их окончания едва не угодил в составе маршевой роты на фронт. На его счастье, в октябре семнадцатого произошла революция. Прапорщик Меркулов вернулся в Тифлис.
Начавшийся в 1918 году сезон независимости в Грузии Всеволод Меркулов пережидал, работая учителем в школе для слепых, которую по-прежнему возглавляла его мать. Правительство грузинских меньшевиков приглашало для своей защиты то немецкие и турецкие, то английские войска, и дворянин Меркулов наперекор происхождению примкнул к большевикам. Вошел в группу сочувствующих. Возможно, что именно тогда он познакомился с работавшим в постпредстве РСФСР под фамилией Лакербая и выполнявшим специальные задания разведки Красной армии Лаврентием Берия. В 1921 году, вскоре после прихода в Грузию большевиков, Всеволод Меркулов становится делопроизводителем в Грузинской ЧК.
Для человека с социально чуждыми корнями карьера Меркулова в ЧК развивалась просто-таки стремительно. В 1925 году он становится начальником сначала информационно-агентурного, а затем экономического отдела Грузинского ГПУ. Его принимают в партию. Но и тут проявился дух противоречия. Всеволод Меркулов женился на дочери эмигрировавшего за океан царского генерала Яхонтова, товарища военного министра во Временном правительстве Керенского. Руководя некоторое время следствием в Аджарском ГПУ, он позволял себе время от времени либеральные выходки — прекращал дела на людей, не казавшихся лично ему врагами пролетарской власти. Так, он выпустил из тюрьмы кинорежиссера Льва Кулешова, который, по словам сына Меркулова, был благодарен за это его отцу всю оставшуюся жизнь. Хотя, возможно, сделал он это с дальним прицелом: уже в 1927 году Меркулов написал свою первую пьесу, которая шла в грузинских театрах, и, может быть, подумывал о кино.
Но несмотря на все "закидоны", чекист Меркулов продолжал получать повышения — в 1931 году он назначен начальником секретно-политического отдела ГПУ по всему Закавказью, а также стал обладателем главной ведомственной награды — знака "Почетный работник ВЧК-ГПУ". Секрет его непотопляемости был тогда широко известен в узких чекистских кругах. Меркулов стал спичрайтером для своего плоховато знающего русский язык шефа — председателя Закавказского ГПУ Лаврентия Берии.

Член "банды Берии"
С начала 30-х годов спичрайтер Меркулов следует за Берией везде и всюду. В конце 1931 года Берию избирают первым секретарем ЦК компартии Грузии, и сразу же Меркулов становится его помощником, а затем заведует поочередно несколькими отделами грузинского ЦК. Говорят, он был счастлив, что освободился от тяготившей его работы в госбезопасности. Он совершает переходы по Черному морю на яхте, снимает в качестве оператора и режиссера документальный фильм о Батуми. И ко всему прочему записывается в аэроклуб. Этому его увлечению положил конец Берия. Он узнал, что Меркулов уехал летать на самолете и устроил персональному писателю выволочку: ответственные работники не должны подвергать опасности свою жизнь.
Наверняка Меркулов вместе с другими соратниками Берии участвовал в проведении большой чистки в Грузии. Но в отличие от своих коллег, он не был замечен в крохоборстве. Братья Кобуловы в 1937 году на законных и не вполне основаниях получили немало ценного имущества арестованных и расстрелянных. Младший из них — Амаяк — выбирал во враги народа людей побогаче. Нарком внутренних дел Грузии Сергей Гоглидзе специализировался на накоплении драгоценностей. Но в отношении Меркулова никакой подобной информации в архивных документах не осталось. Судя по всему, Меркулов выполнял приказы, стараясь как можно меньше запачкаться. Быть может, он тешил себя и близких мыслью, что его нынешнее положение временное, что он вот-вот вернется к литературной работе. Но возвращаться пришлось в аппарат ГБ.
Очередной поворот линии партии застал Берию и его команду врасплох. В августе 1938 года в Кремле решали — что делать с зарвавшимся наркомом внутренних дел Ежовым. И 20 августа "железному наркому" навязали нового первого зама — Лаврентия Берию. А вслед за ним в Москву, в НКВД, перебралась и треть аппарата грузинского ЦК. Семья Меркуловых покидала Тбилиси без особой радости. Как вспоминал сын Меркулова, им не хотелось оставлять обжитое место, родственников.
В октябре 1938 года он возглавил контрразведывательный отдел Главного управления госбезопасности НКВД (ГУГБ), а в декабре, когда Ежова сместили окончательно, стал начальником ГУГБ и первым заместителем Берии. Почему же из всех членов своей команды Берия назначил первым замом именно Меркулова? Образование? Но большинство соратников Берии также учились в вузах или окончили гимназии. Меркулова вряд ли можно было назвать другом Берии. Их сыновья дружили, но Берия и Меркулов, жившие в Тбилиси в одном цековском доме, не бывали друг у друга в гостях никогда. За долгие годы работы их отношения так и не вышли за рамки подчиненный--шеф. И, видимо, эта сугубая подчиненность Меркулова шефу была главной причиной выбора Берии.
А если судить по документам, он в основном облекал принятые Берией решения в форму приказов НКВД СССР. А также занимался организацией управленческого процесса. К примеру, он принимал участие в создании системы поточного производства досье на внешних и внутренних врагов (см. "Власть" #42 за 2000 год).
Правда, взятые им на себя чисто канцелярские функции не освобождали его от участия в явных злодеяниях. Сын Меркулова вспоминал, что отец как-то не спал несколько дней. И сказал его матери, что Сталин дал ему поручение, выполнять которое не хочется, но придется. Скорее всего, речь шла о подчинении ему, как первому заму наркома, спецлаборатории, занимавшейся разработкой ядов, в которой эксперименты проводились на заключенных. И Меркулов собственноручно утвердил положение об этой лаборатории. Он же, судя по документам по Катынскому делу, в 1940 году был членом "тройки", определявшей, кого из попавших в советский плен польских офицеров следует расстрелять как потенциальных врагов.
Если верить чекистским источникам, Берия не раз ругал Меркулова — "мягкотелого интеллигента" — за то, что тот отказывается бить подследственных. Однако в литературе о репрессиях встречаются упоминания о том, что Меркулов допрашивал арестованных с применением средств устрашения. Скорее всего, правда и то, и другое. Дома он говорил, что "работа есть работа и говорить о ней нельзя". И только после смерти Сталина упомянул как-то, что относился к нему вождь очень по-разному. "То чуть ли не обнимал, то едва не расстреливал".
Видимо, этот страх не отпускал его никогда. Во время войны, в 1942 году, когда Меркулов возвращался с Дальнего Востока, он неожиданно попросил посадить самолет в Свердловске, где в это время служил его сын, а также привезти лейтенанта Меркулова на аэродром. По сути, он ничего особенного сыну не сказал. Какие-то общие слова. Но потом оказалось, что в этот день на Красной площади солдат Красной армии с Лобного места стрелял в машину Микояна. И Меркулов сделал незапланированную остановку, чтобы на всякий случай попрощаться с сыном. Но вождь решил не наказывать Меркулова. Наоборот, именно на него возложили обязанности начальника Первого отдела НКВД — правительственной охраны.
Для самоуспокоения Меркулов применял обычный прием, говоря себе и окружающим, что все это временно и что вскоре он сможет работать на ниве искусств. Он принимал у себя в доме многих известных актеров, режиссеров, музыкантов. Его гостями бывали Любовь Орлова и Григорий Александров, дирижер Большого театра Мелик-Пашаев, кинорежиссеры Калатозов и Кулешов. Во время войны на сцены страны вышла пьеса "Инженер Сергеев" Всеволода Рокка — комиссара госбезопасности первого ранга Меркулова. Как он вообще мог что-то писать при его загруженности на Лубянке — осталось загадкой. И на этот счет существуют разные версии (см. интервью Геннадия Сергеева). Но ставило пьесу множество театров. А после назначения Меркулова в 1943 году главой выделенного из НКВД наркомата госбезопасности "Инженер Сергеев" появился на сцене Малого.
Бурному успеху пьесы и постоянным аншлагам способствовала не только замечательная игра актеров. Как говорили мне ветераны госбезопасности, существовала негласная рекомендация всем чекистам посетить Малый театр. А приезжавших в Москву товарищей с периферии обеспечивали билетами в Малый на "Сергеева" в централизованном порядке. Меркулов даже начал подумывать об экранизации пьесы и начал писать сценарий вместе с Львом Кулешовым. Но киномечтам наркома не суждено было сбыться. На приеме в Кремле одна из известных актрис сказала Сталину, показывая на находившегося неподалеку Меркулова: мол, у нас наркомы замечательные пьесы пишут. На что вождь резонно заметил, что пока не пойманы все шпионы, наркому лучше заниматься своим делом. Больше Меркулов ничего, кроме отчетов, не писал.

Перед закатом
К концу войны, как вспоминали ветераны, Меркулов как-то сник. Нет, внешне он оставался прежним. Всегда исключительно вежливым и внимательным к подчиненным. Он, кстати, был единственным шефом ГБ, который платил за книги и товары, которые сотрудники покупали по его просьбе. Другой заместитель Берии — Богдан Кобулов — в подобных случаях смотрел на исполнителя, говорил: "Положи в угол",— и забывал о его существовании. Меркулов же всегда доставал кошелек и очень аккуратно, копейка в копейку, возвращал деньги.
Причиной его плохого настроения была усталость не столько от Отечественной, сколько от бесконечной аппаратной войны. Отец народов разделял спецслужбы, заставляя их решать одни и те же задачи, бесконечно и злобно конкурируя друг с другом. И если НКВД Берии и НКГБ Меркулова всегда могли договориться по простой причине — Меркулов по-прежнему беспрекословно подчинялся Берии, НКГБ и "Смерш" враждовали насмерть. И мягкотелый интеллигент Меркулов раз за разом по очкам и вчистую начал проигрывать грубому и необразованному шефу "Смерша" Виктору Абакумову.
А у Меркулова один неуспех следовал за другим. К примеру, по имевшимся в НКГБ данным, в Узбекистане действовала разветвленная националистическая организация, во главе которой стоял первый секретарь Узбекского ЦК Усман Юсупов. И для проверки Меркуловым в Ташкент был направлен генерал госбезопасности. Но ему удалось установить, что единственный порок Юсупова — невоздержанность по женской части, что в Кремле особым пороком не считалось. Как рассказывал мне этот генерал, Меркулов поморщился после его доклада, но никаких оргвыводов делать не стал.
Меркулов продолжал работать на своем посту старательно, но, что называется, без огонька. Если кто-то и проявлял изобретательность, то скорее его подчиненные. К примеру, во время очередных советских выборов в Крыму в избирательной урне был обнаружен бюллетень, на котором избиратель написал, что вся эта советская власть — чепуха и даже его сын в нее не верит. Каким-то образом удалось выяснить, что там голосовали отдыхающие, что "пасквилянт" скорее всего из Ленинграда, и в колыбели революции во всех школах ученики писали сочинения "Как я провел лето", проверяли которые сотрудники ГБ. Найти виновного из резко сузившегося круга подозреваемых оказалось несложной задачей.
Но все-таки успехи или неуспехи Меркулова сыграли в его отстранении от должности второстепенную роль. После войны Сталину нужно было уменьшить сильно выросший политический вес Берии. Сначала его самого отстранили от руководства НКВД, а затем настала очередь Меркулова. Сталин обвинил его в том, что он не может правильно сформулировать задачи госбезопасности на послевоенный период. Комиссия ЦК по проверке Министерства госбезопасности нашла в работе Меркулова массу недостатков.
Почти год, как и многие другие соратники Берии, выставленные с Лубянки, он был без работы. А в 1947 году слегка восстановивший позиции, потерянные после сталинских ударов, Берия пристроил его в приписанное к Министерству внешней торговли Главное управление советского имущества за границей (ГУСИМЗ). Меркулов жил в Будапеште, руководил работой совместных акционерных обществ в странах Восточной Европы и Австрии и занимался поставками в СССР товаров из побежденных стран по репарациям. И старался, чтобы о нем в Кремле вспоминали как можно реже.
Он возвратился в Москву в 1950 году, когда его назначили министром госконтроля. И здесь он старался вести себя как можно более незаметно. Болел, перенес два инфаркта. Словом, был политически отыгранной картой.
Так что признать Меркулова пособником Берии после ареста Лаврентия Павловича сразу даже и не смогли. Его вызывал к себе Хрущев и просил написать заявление о том, что Берия — агент иностранных разведок. Но это было равнозначно тому, чтобы подписать и себе смертный приговор. Меркулов отказался. Его передали прокуратуре. Но и здесь он согласился написать лишь то, что сожалеет, что работал с Берией. В лубянских архивах не было ничего, что бы можно было поставить ему в вину, не бросая тень на членов политбюро. Наконец кто-то вспомнил о сидевшем в тюрьме начальнике спецлаборатории Майрановском. Меркулов подписывал положение о лаборатории. Значит, участвовал в заговоре с целью отравить руководителей страны.
Меркулов чувствовал, что тучи сгущаются. И попросил сына отремонтировать его пистолет. Видимо, хотел в крайнем случае покончить с собой. Но то ли не решился, то ли не успел. С очередного допроса в прокуратуре — 18 сентября 1953 года — он не вернулся. В квартире прошел обыск, и семью Меркулова вскоре выселили из дома на улице Горького в крошечную комнату в коммуналке на Сухаревке. Время от времени там появлялась представительница прокуратуры, которая объявляла, что семье разрешено передать Меркулову двести рублей для покупок в тюремном ларьке. А в декабре 1953 года за сыном Меркулова — подполковником ВВС — вдруг установили наружное наблюдение, которое так же неожиданно было снято. Еще через некоторое время домашние генерала армии Меркулова узнали о том, что он вместе с другими членами "банды Берии" приговорен к высшей мере наказания и приговор приведен в исполнение.
--------------
*Очерк о А. Шелепине см. в #40 за 1999 год; о Л. Берии — в #22 за 2000 год; о Ф. Бобкове — в #48 за 2000 год; о И. Серове — в #49 за 2000 год; о Ю. Андропове — в #5 за 2001 год; о В. Чебрикове — в #7 за 2001 год; о В. Семичастном — в #14 за 2001 год.

В газетах врать не будут

Труд
24 марта 1944 года
"Инженер Сергеев". Пьеса Всеволода Рокка в филиале Малого театра
Пьеса Всеволода Рокка "Инженер Сергеев" посвящена советским людям в дни Великой Отечественной войны. Центральная тема произведения — благородное, всепокоряющее чувство долга перед Родиной, которое руководит помыслами и поступками советских патриотов. События, развертывающиеся в пьесе, относятся к первым месяцам войны. Перед зрителем встают картины тех суровых дней, когда советские люди, временно покидая родные места, которым угрожал враг, вынуждены были собственными руками приводить в негодность все то, что нельзя было спасти и вывезти в глубокий тыл. Перед инженером Сергеевым и коллективом возглавляемых им людей стоит задача ни в коем случае не допустить, чтобы электростанция — их детище — попала в руки врага.
В Сергееве автор воплотил лучшие чувства и мысли советских людей. Драматург создал привлекательный образ инженера-патриота, всей душой преданного народу, не щадящего своей жизни для победы над ненавистным врагом. И если инженер Сергеев оказался в центре пьесы, то в такой же степени С. Межинский, прекрасный исполнитель роли Сергеева, оказался в центре спектакля. Взоры зрителя устремлены на него с первой минуты, когда он появляется в кругу семьи.
Инженер Сергеев еще не представляет, что его город может оказаться в пределах досягаемости для врага. Он благословляет своего сына-лейтенанта на ратные подвиги, уверенный, что гитлеровцы будут отогнаны. Он всецело занят мыслями о работе электростанции, питающей энергией все расположенные вокруг оборонные заводы. Но вот в его мысли, в его чувства, в его жизнь врывается новое. Слова товарища Сталина призывают в случае вынужденного отхода частей Красной Армии уничтожать все, что нельзя вывезти. С неотвратимостью встает перед Сергеевым вопрос, что и как он будет делать, если враг приблизится к его дому. У него нет колебаний. Но, как патриот, которому дороги прекрасные плоды сталинских пятилеток, он глубоко переживает гибель электростанции. Эти трагические и благородные черты героя С. Межинский сумел сделать близкими каждому зрителю.
Инженер-предатель Талькин, гитлеровский агент, пытается предупредить взрыв и, воспользовавшись минутной отлучкой Сергеева, отсоединяет провод. Когда Сергеев и он остаются одни на всей электростанции, Талькин признается в своем поступке. Сергеев притворяется, что всегда был единомышленником Талькина, и, усыпив его настороженность, убивает предателя. На электростанцию врываются немцы. Находчивость снова спасает русского патриота. Он выдает себя за Талькина. Ему поручают управление станцией. Решив до конца выполнить задуманное, Сергеев взрывает станцию вместе с находящимися там немцами и, погибая, бросает врагам слова сурового обвинения, предрекает неизбежный приговор. В последних сценах игра С. Межинского достигает высокого драматического напряжения, вызывая у зрителя чувство глубокого волнения.
Сосредоточив свое внимание на инженере Сергееве, автор несколько не доработал образы других героев. Это в первую очередь относится к монтеру Павлику, намеченному лишь отдельными штрихами, и в некоторой степени к старому мастеру Пыжику.
Однако эти недочеты сглаживаются той волнующей напряженностью и подкупающей непосредственностью, с которой написана пьеса. Восполняются недочеты также искренней и вдохновенной игрой актерского ансамбля.
Зритель тепло принимает спектакль. Он проникается суровым героизмом войны и тем оптимизмом, с которым советские патриоты совершают свои героические дела, отдавая жизнь во имя победы. Глубокую любовь завоевывает главный герой пьесы инженер Сергеев, в котором зритель видит представителя советской интеллигенции, работе которой дал такую высокую оценку товарищ Сталин. В этом ценность пьесы, в этом заслуга театра.
М. Живов

Действующие лица пьесы
Сергеев, Николай Емельянович, 47 лет, директор ГЭС
Наталья Семеновна, 40 лет, его жена
Борис, 21 год, их сын, танкист
Шурочка, 19 лет, их дочь
Талькин, Павел Петрович, 47 лет, инженер
Пыжик, Тарас Никанорович, 45 лет, монтер ГЭС
Суровцев, Андрей Андреевич, 35 лет, нач. РО НКВД, ст. лейтенант государственной безопасности
Волошин, Владимир Михайлович, 30 лет, секретарь парткома ГЭС
Павел, 22 года, монтер станции
Вера, 25 лет, секретарь директора ГЭС
Рынзин, Корней Петрович, 55 лет, председатель колхоза "Красные зори"
Сойкин Михаил, 30 лет, агроном, хромой
Санька, 15 лет, мальчик в колхозе
Партизан-колхозник дядя Антон, 45 лет
Колхозница
Чекист
Фон Клинстенгартен, 55 лет, генерал немецкой армии
Кригер, 28 лет, лейтенант немецкой армии
Гюнтер, 35 лет, капитан немецкой армии
Рабочие, колхозники, красноармейцы, партизаны, немецкие солдаты и офицеры

Избранные места из "Инженера Сергеева"
(Из картины 1: инженер Сергеев провожает сына-танкиста на фронт)
Сергеев. Лейтенант танковых войск! Быть танкистом — это была его мечта с детства. Только сейчас, брат, придется ему со школьной скамьи прямо на линию фронта, в бой! Думаю, не подведет!
Волошин. Он у тебя боевой! Помнишь, в позапрошлом году, во время паводка на плотине, как он Нину из водоворота вытащил?
Сергеев. Как не помнить! Да мой Борис, еще когда мальчиком был, так бывало... Так на чем мы остановились?
Волошин. Я говорил о партийном собрании. Вчера я его провел. Открытое. Читали еще раз речь товарища Сталина. Какая замечательная речь! А третьего, по радио, слушали все с таким напряжением, словно хотели ее сразу наизусть выучить. И когда товарищ Сталин сказал: "К вам обращаюсь я, друзья мои!" — так у меня внутри все перевернулось.
Шурочка (с жаром). И у меня тоже, товарищ Волошин!
Сергеев. Давайте выпьем, товарищи! (Встает с рюмкой в руке, несколько секунд молчит, собираясь с мыслями.) Наша родина, товарищи, вступила в полосу великих испытаний. Много горя еще будет впереди. Много тысяч хороших советских людей лягут костьми в этой войне, но ведь "Лучше смерть, но смерть со славой, чем бесславных дней позор".

(Из картины 4: ст. лейтенант государственной безопасности Суровцев разрабатывает план подрыва ГЭС)
Суровцев. Надо теперь план разработать и действовать. Кого можно у вас к этому делу привлечь? Только поменьше людей.
Сергеев. Волошина?
Суровцев. Обязательно! Он же секретарь парткома. Еще?
Сергеев. Пыжика, он абсолютно проверенный человек.
Суровцев. Подойдет!
Сергеев. Инженера Талькина.
Суровцев (морщится). Талькина мы мало знаем.
Сергеев. Он толковый человек.
Суровцев. Толковый! А помнишь, на плотине, какую он чушь нес насчет идеализма и материализма? Ну, ладно. Вызывай их сюда, поговорим...
Сергеев. Как с Сойкиным дела? Выяснил?
Суровцев. Я его отправил в распоряжение областного управления, в город. Наш районный прокурор все приставал ко мне: освободи Сойкина, у тебя, мол, нет достаточных оснований держать его под арестом. Вот я и отправил его в город. Мне бы время выиграть. Сам Сойкин пока ничего не говорит. Но я нутром чувствую, что у него нечистые дела.
Вера (входит). Николай Емельянович, Пыжик уже здесь. Волошин сейчас приедет, а Талькина я нигде не могу разыскать.
Сергеев. Талькина вы еще поищите, а когда Волошин подойдет, пусть заходит вместе с Пыжиком...

"Текст примитивный, ситуации фальшивые, играть страшно..."
О своем участии в спектакле "Инженер Сергеев" вспоминает ветеран Академического Малого театра народный артист России Геннадий Сергеев.

— Играть я начал еще студентом. Я с 1942 года учился в Щепкинском училище. Молодые актеры Малого театра были на фронте, и мы с первого курса участвовали в спектаклях. Нас привлекали к массовым сценам. На репетициях "Инженера Сергеева" мы изображали кто немцев, кто русских. Но случилось так, что Шамин, игравший лейтенанта НКВД, заболел. После премьеры спектакля три отыграли. Я в тот день вошел в театр, мне говорят: срочно к режиссеру Константину Александровичу Зубову. Эпизодическая роль, так что ввели меня сразу.
— Вы знали, кто скрывается под псевдонимом Всеволод Рокк?
— Кто написал пьесу, секретом не было. Меркулов приходил на репетиции. Сидел он рядом с Зубовым. Ничем не выделялся, не шумел, замечаний не делал. Когда репетировали сцены, где студенты не были заняты, мы сидели в партере недалеко от них. Было слышно, что Меркулов все время спрашивает Зубова: а как лучше сделать то или это? Пьесу-то переделывали на ходу. Было видно, что драматург не знает, что такое сцена и сценичность, что диалоги, например, нельзя растягивать до бесконечности — зритель перестанет слушать. Вот Зубов и сокращал все это многословие.
Но все исправить он не мог. Текст примитивный, ситуации нелепые, насквозь фальшивые. Словом, сырая пьеса бездарного автора. Она вышла хорошо и принималась очень здорово благодаря игре актеров. Ведь для такого драматурга был взят лучший состав театра. Иначе, вы понимаете, было нельзя. Особенно, конечно, выделялся Семен Борисович Межинский, который играл главную роль — инженера Сергеева. Он играл великолепно. Так, что всех захватывало. Предателя Сойкина грандиозно играл Чернышов. Немца потрясающе играл Коротков. Без малейшей карикатурности. Овации стояли...
— Меркулов был доволен?
— Еще бы. После премьеры мы поехали к Меркулову на банкет. У театра стояло машин десять. И нас повезли за город, кажется, в Ильинское. Его это была дача или нет, не знаю. Скорее, это был дворец. Поразительный. Такое убранство сейчас только у самых богатых можно увидеть. Принимал он нас хорошо, хлебосольно. Поил, кормил, произносились речи... Сначала говорились все слова, которые обычно говорятся на приемах, а потом Меркулов сказал, я хорошо запомнил: "Вы мою пьесу выручили. Выручили своей великолепной игрой".
Такой широкий прием, конечно, удивил. Тут я вам должен вот что сказать. Корифеи Малого театра советскую власть не любили. Не демонстрировали этого, но не любили. Вот власть и старалась их привлекать разными благами. У нас в театре в войну кроме обычных продуктовых карточек были еще литерные, по которым отоваривались в специальных магазинах. А кроме того, обеды в столовой театра были бесплатными. Но таких деликатесов, как на том приеме, я не видел больше никогда. Странно это было. Война шла все-таки. Но все промолчали. Даже друг другу ничего не сказали. Страшно было.
— А играть было не страшно?
— Конечно. Все-таки шеф госбезопасности. Даже на даче у него и то время от времени холодок по спине пробегал. А вы говорите, играть...
— И как долго шел "Инженер Сергеев"?
— До 1946 года. Как только Меркулова сняли с министров госбезопасности, пьесу убрали из репертуара. Сразу. У нас это делалось быстро. Всегда. И никогда и ни в каком театре ее больше не возобновляли. Плохих пьес, правда, меньше не стало. Софронов был такой, "великий драматург". Вот ведь нам везло! МХАТ не ставил Софронова. А Малому не удалось отбиться. Хорошо еще пьесы Михалкова-старшего — Сергея — ставить не пришлось. С пьесами у нас было трудно, пока Александр Володин не появился.
А про "Инженера Сергеева" нам напомнили году в пятьдесят шестом. Куратор нашего театра с Лубянки — подполковник, молодой и культурный парень, три языка знал — уже после двадцатого съезда зашел как-то к нашему начальнику отдела кадров. Я тоже там был. Он спрашивает меня: "Вы ведь когда-то играли в "Инженере Сергееве"?" — "Играл",— говорю. — "А кто ее написал, знаете?". Ну, понятное дело, на банкете у него был. "Да, нет,— говорит,— совсем другой человек ее писал. Для Меркулова". Кто именно, он не сказал: "Зачем ворошить прошлое, тем более что этого человека уже нет в живых".


При содействии издательства ВАГРИУС "Власть" представляет серию исторических материалов в рубрике АРХИВ
Все фотографии публикуются впервые.